– А твоему хозяину нравилось, – Молли обнажает грудь. Сжимает пальцами большие соски. – Возьми их в рот, – она ждет. – Я сказала, возьми!
Купидон подчиняется. Обхватывает губами и начинает сосать. Молли улыбается.
– Теперь вставай, – она берет со стола открытую бутылку и толкает свободной рукой купидона в спину. – В спальню.
Он вяло сопротивляется, но не отказывает.
– Теперь снимай штаны и ложись на кровать.
– Не надо, – шепчет он.
– Снимай, педераст малолетний! – орет на него Молли.
Допивает оставшееся в бутылке вино и, пошатываясь, пытается раздеться.
– Вот так это должно быть, понимаешь? Вот так, – она забирается на кровать. – Давай! Поднимай свой чертов член! – орет на купидона. Ждет. Садится на него и не останавливается до тех пор, пока оргазм не начинает сотрясать его тело. – Теперь одевайся, – говорит Молли.
Он поднимается с кровати. Натягивает брюки.
– И не забудь рассказать о том, что случилось, своему хозяину! Пусть вспомнит, каким он был когда-то и от чего отказался!
– Проще умереть, – купидон вытирает со щек слезы. – Проще умереть.
Глава двадцать шестая
Гликен. Он приходит в один из множества однообразных дней, подменяя купидона. Стоит в дверях и смотрит на Молли, протягивая пакеты с едой.
– А где купидон? – спрашивает она.
– Купидон?
– Мальчик Кауфмана.
– Хочешь, чтобы я позвал его?
– Нет, – Молли берет пакеты. Идет на кухню. – Налить тебе выпить?
– Пожалуй, нет, – Гликен стоит за ее спиной, пытаясь начать разговор.
– Ты привез ее? – спрашивает, не оборачиваясь, Молли. Наливает в бокал вино, но не пьет. Стоит, вспоминая рисунки Кузы и недавний сон о беременности. – А Хак?
– Хак с ней, – Гликен вздрагивает.
– Все было так, как я сказала?
– Да.
– И тебе понравилось? – Молли не слышит ответа. Оборачивается. – Тебе понравилось?
– Да.
– Вот видишь, – Молли улыбается. Вспоминает, как это было с ней. – Хочешь еще? – Гликен кивает. – Придется подождать, – Молли не без удовольствия отмечает тень разочарования на его лице. – Устроишь мне сначала с ней встречу.
– Все еще считаешь, что это твое тело? – спрашивает Гликен, сдерживая вздох.
– А должна? – она вглядывается в его темные глаза. – Ты что-то заметил?
– Что я должен был заметить?
– Ну, не знаю, – Молли заставляет себя улыбаться. – Ты ведь теперь высший. Такой же, как я. – Она берет его за руку и ведет в мастерскую. – Что скажешь? – спрашивает Молли, показывая законченные работы.
– Рад, что с тобой все в порядке, – говорит Гликен.
Молли кивает. Понимание, что собственное тело где-то рядом, где-то в этом городе, вызывает волнение.
– Расскажи мне о ней.
– О Кэрролл?
– Да.
– Она милая.
– Милая?
– И умная.
– А Хак? – Молли улыбается, видя, как Гликен пожимает плечами. – Он ни о чем не догадывается?
– Нет, – голос Гликена предательски вздрагивает. – Почему ты спрашиваешь? – он пытливо начинает вглядываться ей в глаза.
«Не признаваться! – говорит себе Молли. – Ни в чем не признаваться!»
– Не хочу, чтобы он встал на пути искусства, – говорит она первое, что приходит в голову. – Знаешь, как это бывает с молодыми парами?! Таланты тонут в семейных обязательствах.
– Это правда?
– Конечно! – Молли притворно изображает отвращение. – Или же ты подумал, что я хочу завести себе любовника?!
– Нет, – Гликен смущенно опускает голову. – Конечно же, нет!
Кэрролл. Молли встречается с ней в художественной галерее. Смотрит на нее. Выжидает. Ищет причины, чтобы прикоснуться к ней.
– Посмотри, – она берет ее под руку и подводит к одной из своих картин. Вглядывается в ее глаза.
«Ты – это я, – хочет сказать Молли. – А я – это ты». Хрупкое тело кажется до боли родным. Голубые глаза. Соломенные волосы. Небольшая грудь. Мягкий голос. Молли слышит его. «Отдай мне это тело! – она сжимает руку Кэрролл. – Отдай мне мою жизнь!» Молли заставляет себя улыбнуться.
«Почему ничего не происходит? – думает она. – Что я должна сделать еще, чтобы все вернулось на свои места?»
– Не бойся, – Молли убирает с лица Кэрролл прядь соломенных волос. Своих волос. Со своего лица. Чувствует, как напрягается Кэрролл. Чувствует на своей спине пристальный взгляд Гликена. Но не может не прикасаться к этому родному лицу.
Говорить! Говорить хоть что-то! Но голова отказывается работать. Молли отчаянно хватается за мимолетные образы. Грейс! Она будет говорить о Грейс. Говорить потому, что о ней говорила бы Куза. Молли поворачивается к Гликену. Спрашивает Кэрролл, рассказывал ли он ей о Грейс.
– Нет.
– Тогда я сама расскажу тебе о ней, – Молли заглядывает в голубые глаза, которые когда-то принадлежали ей. – Ты ведь не против?
– Я? – Кэрролл пытается не смотреть на нее. Или не Кэрролл?
Внезапная догадка заставляет Молли вздрогнуть. Что если это Куза? Разве она не мечтала о ребенке? Разве не готова была заплатить любую цену за свою мечту?
– Наедине? – спрашивает Кэрролл?
– А тебя это смущает? – Молли надеется. Ищет ответы.
– Не знаю, – голос звучит как-то неестественно робко. – Наверное, нет.
– Значит, договорились, – Молли проводит большим пальцем по губам Кэрролл. По своим губам, которые должны принадлежать только ей. – Умная девочка. Умная и талантливая. Никогда не растрачивай эти качества. Никогда.
Глава двадцать седьмая
Полночь. Молли открывает дверь. На пороге стоит купидон. Голова опущена. Взгляд устремлен себе под ноги.
– Чего тебе? – спрашивает Молли. Мысли путаются от выпитого вина. Голова кружится.
Купидон молчит.
– Тебя послал Кауфман? Скажи ему, чтобы шел к черту!
– Нет.
– Что нет?
– Я сам пришел, – голос его охрип от волнения.
– Принес еду?
Молли смотрит на пустой бокал в своих руках. Пытается вспомнить, где оставила бутылку, но вместо этого вспоминает спальню и купидона.
– Понравилось трогать меня? – спрашивает она мальчика.
Он кивает. Бледные щеки заливает румянец. Молли икает.
– Понравилось трогать это тело? – она закрывает глаза.
