– Постой, он смотрел на тебя в бинокль?
– Так точно.
– Почему об этом нет ни слова в рапорте?
– Виноват, товарищ адмирал. В деталях это было так. Вахтенный доложил о маломерном судне справа по борту. Оно шло к нам на высокой скорости. Старпом сыграл тревогу, поскольку баркас походил на брандер
[6]
. Мы увеличили ход до тридцати узлов, а баркас сократил дистанцию до двух кабельтовых. Капитан передал на баркас лечь в дрейф, иначе откроет огонь на поражение. Баркас тотчас сбросил ход, волнами его развернуло к нам левым бортом, из громкоговорителя мы услышали английскую речь: «It’s okay! Don’t shoot! We are Yemeni fishermen»
[7]
. Тогда я сумел четко разглядеть человека, который вышел из кабины, и он смотрел на меня в бинокль. А потом он опустил его. У меня шары на лоб вылезли! Извините, товарищ адмирал...
– Ничего, валяй дальше.
– Я узнал Говорова. Это был он или его ожившая восковая фигура из музея. Он показывал себя: жив, здоров. Иначе как истолковать его маневр? Рискованно, конечно, он действовал. Подошел бы ближе, пустили бы его на дно.
– Так-так...
Значит, думал Осипян, если придерживаться версии Возничего, Говоров вышел-таки на односторонний контакт – показал себя («жив, здоров»). Это уже хорошо. Плохо, что он, имея под рукой средства связи, лишь попросил не стрелять в него. Он вышел из кабины. А судя по отчету Возничего, подробно описавшего посудину Говорова и даже приложившего к отчету снимок баркаса (правда, нечеткий), это судно сам адмирал классифицировал как дрифтер, в длину не превышающий десять метров. Такие суда способны вести промысел как дрифтерными сетями и крабовыми ловушками, так и джиггерами. Однако скорость такого судна обычно не превышает 10–12 узлов, тогда как на поверку вышло в три раза больше. Так вот, такое небольшое, а по морским меркам даже маленькое судно имеет вместительный трюм с люком в машинное отделение, палубу и помещение на баке, а в кабину ведет легкая – скорее всего, алюминиевая – дверь. Оно напичкано разного рода системами: управления двигателем, рулевой системой, системой пресной воды... в том числе и системой связи. И даже юнга нашел бы возможность бросить пару слов в эфир.
Конечно, название джиггера – «Феникс» – тоже говорило в пользу того, что Говоров не забыл о задании. Но это опять из области жестов и символов, тогда как от него согласно плану операции, название которой было выбито на корме баркаса, требовалась именно голосовая связь.
Но он – жив, здоров. Он вышел на визуальный контакт. Значит, надо полагать, на то у него имелась веская причина.
Тем не менее сегодняшнее событие прорывом в операции назвать было нельзя. Но название ему дать все-таки придется. И на ум адмиралу пришло то, которым оперировали в своих первоначальных докладах, положивших начало операции, кап-3 Возничий и Тищенко. Явление Говорова на своем баркасе классифицировалось как инцидент.
* * *
Борт фрегата «Неистребимый»
Капитан Возничий вышел на палубу и глубоко вдохнул бодрящий морской воздух. В помещении, где он отчитывался перед адмиралом, ему словно не хватало воздуха. У него сложилось впечатление, что все недочеты и неудачи в этой операции адмирал бесстыже валит на него.
«Неистребимый» шел в авангарде из шести гражданских судов, оставив Остров далеко позади. Однако Возничему казалось, он смотрит в то место, где, как коня на скаку, осадил свой баркас Сергей Говоров...
Во время разговора с адмиралом у Возничего едва не вырвалось: «Видел Говорова, как вас сейчас». Эффект присутствия. Начальство в этом плане переплюнуло замечательных мистиков и фокусников. Если бы они смогли поговорить с глазу на глаз, в более или менее спокойной обстановке, Возничий поделился бы с адмиралом глубинными впечатлениями, которые в рапорт не воткнешь. Говоров бросал вызов. Это было первое впечатление, а таковое обычно является верным.
Говоров перешел на другую сторону, фактически на сторону противника? Но чего ради? Сможет ли ответить целый штат психологов? Работал ли с Говоровым психолог? То, что над ним поработал хирург, было очевидно, как бросалась в глаза работа мастера тату.
Это была горькая ирония, и Возничий сплюнул ее через борт в море...
Он не заметил, как к нему присоединился капитан Лещик, и начал так, как будто беседа их прервалась минуту назад:
– Говоров смотрел на меня так, как будто требовал сатисфакции.
– Нам нужно было послать шлюпку и поискать перчатку.
На сарказм Лещика Возничий махнул рукой.
– Действия Говорова идут вразрез...
– С чем? С правилами данной спецоперации? Только ни ты, ни я не знаем правил этой игры, а они могут меняться по ее ходу; неизменен только мотив. Говоров подчинен определенным правилам, и об этом не стоит забывать.
– Нарушение правил ведет к провалу.
– Говоров подчинен определенным правилам, где главное – мотив и легенда. На него ежеминутно давят обстоятельства, и он вынужден подстраиваться под них. Ты разведчик и лучше меня знаешь эту тему. Ты просто кое-что подзабыл... под эмоциональным давлением.
Возничий был вынужден согласиться с Лещиком. Он почти до слова припомнил одну из лекций в разведшколе.
«В ситуации ролевой игры, нередко противопоставляемой игре по правилам, действуют такие же жесткие требования... И если несоблюдение правил игры выводит субъекта за пределы игрового пространства, то их соблюдение отнюдь не гарантирует его включенность в игру... Разворачиваясь по заранее известным законам (правилам), игра тем не менее задает пространство, где решающую роль играет фактор случайности, в том числе и человеческий фактор. Даже в интеллектуальных играх, где результат во многом зависит от ментальных способностей и усилий игрока, гипотетическая элиминация фактора случайности однозначно уничтожает игру».
– Односторонняя связь – величина постоянная, – тем временем продолжал Лещик, – константа. Вызов, сказал ты. Когда Говоров бросал тебе вызов, рядом с ним находились еще два или три человека. Они тоже бросили тебе вызов? Переглянулись, усмехнулись, показали тебе средний палец, проартикулировали «фак ю»?
– Что-то не заметил, – огрызнулся Возничий.
– Если бы Говоров перешел на другую сторону, над нашей стороной посмеялись бы хором. Но он по-прежнему один. И ему там хреново. Мы не сможем его понять, пока сами не побываем в его шкуре. Тебе нужно остыть после разговора с адмиралом. Мы ждали контакта с Говоровым несколько месяцев, и вот дождались: нас, видите ли, не устраивает качество связи, нам подавай что-то совершенное, готовый результат. Но мы напрочь забыли о том, что порой рады коротенькому ответу «о’кей». Слава богу, с ним все в порядке. Что, не так?
