Она еще раз осмотрела его, задержав взгляд на татуированной груди, руках, короткой прическе, в очередной раз поймала его открытый, бесцеремонный взгляд.
Пожалуй, дело может принять другой оборот. Меняясь в лучшую или худшую сторону – пока думать об этом рановато, – план Валентины приобретал масштабный характер.
Сощурившись, она посмотрела Грачевскому в глаза.
– Идет. Работа предстоит долгая и сложная. О том, что она опасная, старайся не думать – крепче спать будешь. Но только учти, Вова, слушаться будешь меня беспрекословно. Хоть раз отворотишь нос в сторону, и мы с тобой распрощаемся. Согласен?
Грачевский, кивая, усмехнулся: он в три часа ночи пришел с определенным предложением и вот сам же принимает его. Хотя нет, он просто соглашался на условия, поставленные Валентиной. Ему понравился взгляд женщины: хищный, мстительный.
Их рукопожатие чем-то походило на плакат советских времен, где белая рука жмет черную. Сейчас пальцы Валентины сомкнулись на синей руке.
17
Сегодня Грачевский был одет празднично: белая полинялая рубашка, хорошо отутюженные полушерстяные брюки, светлые носки и туфли. И в таком виде стал еще больше походить на человека с уголовным прошлым. Если бы даже удалось уничтожить наколки на его руках, все равно выдал бы взгляд голубых глаз.
Вот таким выражением глаз на зонах выигрываются молчаливые поединки и урезаются чьи-то шансы на воле, подумала Валентина, пропуская гостя в комнату.
Ее пробуждение совпало с шумом на лестничной клетке, который быстро стих. Сдвинув тюлевую занавеску, она выглянула в окно: Грачевский с сумкой в руке провожал мать на работу. Они о чем-то оживленно переговаривались, жестикулируя свободными руками. Володя был уже в новом "прикиде".
Валентина улыбнулась. Но улыбка тотчас сошла с ее лица. Пожалуй, она не вправе втягивать Грачевского в это опасное мероприятие, сама играет с огнем и парня может погубить.
Стандартное выражение "стал на путь истины" не подходило к нему. Он завязал с прошлым, но не сумел приспособиться к настоящему – именно так, приспособиться. Если бы у него была возможность устроиться на работу, завести новых друзей, сойтись с какой-нибудь одинокой женщиной, он стал бы другим человеком.
Ему было плохо, Валентина понимала его состояние. Он жил в городе, тем не менее его жизнь походила на деревенскую, в которой напрочь отсутствовал досуг. Ему некуда было пойти; может быть, он стеснялся своего вида, исколотых рук, так как его обходили стороной, смотрели либо откровенно пренебрежительно, либо с опаской. Он, как никто другой, умел разбираться в людях, этому его научила зона, он читал в каждой паре глаз отношение к себе и молча пережигал внутри ненависть к себе и к окружающим. Хотя кто сказал, что он ненавидел окружающих? Нет, скорее всего он смотрел на них с осуждением, да и себя ненавидеть у него не было видимых причин.
Кроме матери, никто не пытался понять Володю Грачевского – от обычного нежелания, нехватки времени. Сидит он на корточках возле матери с тяжелой от вина головой и провожает глазами людей, проносившихся мимо, как скорые поезда.
А вот вчера его словно подменили. Хотя его глаза никогда не покидала осмысленность, смотреть они стали яснее. На него вдруг обрушился досуг, обусловленный окровавленным трупом девочки и изуродованным телом парня. Дико, что человек почувствовал вкус к жизни при виде кровавого беспредела. Он не стал ни лучше, ни хуже, просто встал с корточек, а жизнь – нет, она продолжает топать гусиным шагом, оставляя за собой кровавые следы.
Грачевский, проводив мать, поднялся на второй этаж и позвонил в дверь судьи.
– Иди на кухню, – распорядилась Валентина, встречая гостя в халате, а сама прошла в ванную.
Пока она приводила себя в порядок и одевалась, Владимир приготовил завтрак. Валентина с недоумением смотрела на два бутерброда неаппетитного желтого цвета. Невольно скривившись, она спросила:
– Что это?
Гость молча указал ей на стул и посыпал желтую смесь солью. На столе лежала пачка сливочного масла, яичный белок в тарелке. Валентина догадалась, из чего сделан бутерброд, однако откусила с опаской. И зря – бутерброд с яичным желтком и маслом оказался очень вкусным.
– Ты умеешь водить машину? – спросила хозяйка, подхватывая с тарелки ломтик колбасы.
Гость неопределенно пожал плечами.
– На автопогрузчике работал.
– Когда же ты успел?
– Да выбрал время... Работал на "железке", МЧ-3 – погрузочно-разгрузочная станция. Сахар выгружал, сгущенку, крахмал, фантики от конфет.
– Чего?
– Фантики, – повторил Грач, прихлебывая кофе. – В рулонах.
– Приворовывал, наверное.
– Да не без этого.
– Стало быть, машину водить не умеешь, – констатировала женщина, – и правил дорожного движения не знаешь.
– А чего их знать? – удивился Грачевский. – Зеленый – вперед. Красный – стой. Желтый – подпрыгивай от нетерпения на месте.
Валентина усмехнулась и велела соседу принести паспорт.
– Учиться и сдавать экзамены времени у нас нет, придется права покупать.
– Я не знал, что у тебя есть машина.
– У меня нет, а у тебя будет. Иди сюда. – Женщина подвела гостя к зеркалу, расстегнула верхние пуговицы на его рубашке, чтобы была видна часть татуировки. – Ты извини, Володя, но посмотри на свою рожу и скажи, какая машина тебе больше подойдет.
– Мне бы подошел гужевой транспорт, – честно признался Грач.
Валентина посмотрела на часы.
– Однако рано ты пришел, придется мне тебя выгнать. – И добавила строже: – Ровно в десять часов встречаемся в торговом центре "Атлант".
18
Ирина Архипова допустила маленькую промашку, докладывая Рожнову о том, что его вызывает Венедиктов. На часах без четверти девять – как всегда, Ирина появилась в офисе раньше начальника. Не заходя в кабинет, Михаил Константинович отдал кое-какие распоряжения и отправился на встречу с генералом. Ирина вынуждена была связаться с Венедиктовым.
Может, совсем не обязательно, зная, что их разговор не прослушивается, она перестраховалась:
– Сергей Васильевич? Это секретарь Рожнова. Я передала Михаилу Константиновичу, что вы звонили сегодня и просили его прийти.
Венедиктов не звонил ни сегодня, ни вчера. Накануне вечером он встречался с Ириной у нее дома. "Незапланированная встреча", – улыбаясь, объяснил он, как всегда, появляясь без предупреждения.
За его улыбкой крылось многое, например – он в очередной раз безошибочно "угадал", что хозяйка дома и одна.
Он передал ей обычный набор – бутылку бренди и коробку конфет – и по-хозяйски расположился в кресле.
