Кончилось тем, что Влас отправился на второй этаж, шепнув мне на ухо, что он меня ждет, а мы с мамашей решили перетащить матрасы, подушки и одеяла в баню.
– Ты дальше этого места не ходи. Я-то ноги в бане вымою, а тебе негде будет, – рассудительно проговорила она и указала на едва уловимую в темноте черту земли еще не выровненного около бани странного грунта.
На второй этаж я поднялась ровно в полночь и уже снизу услышала прерывистый негромкий храп Власа. «Умотался человек!» – подумала я и тоже вскоре заснула.
Так прошла еще одна ночь нашего медового месяца.
К полудню следующего дня все работы по выравниванию грунта были завершены, и наш участок стал похож на прежний огород, правда, порядком полысевший и без шикарных кирпичных дорожек, которыми так гордились в свое время мама и Николай Иванович.
– Ну, кажется, все, – облегченно произнес Влас, но на всякий случай спросил: – Или, может, еще нужна моя помощь?
Мама переминалась с ноги на ногу – очевидно, ей требовалась помощь зятя, только просить было неловко, но она все же переборола себя и робко начала:
– Власик, мне так неудобно, право же... Но я хочу, чтобы ты отвез нас с Машей в райцентр, – голос ее с каждым словом набирал обороты. – Хочу отдать изменнику ключи от его московской квартиры! Хочу, чтобы мы втроем вошли в этот поганый магазин на площади!.. – расходилась она.
– Это еще зачем? – враждебно спросила я.
– А затем, чтобы они увидели, что дом находится под постоянным наблюдением и что теперь они уже не смогут безнаказанно сигать через забор на чужой огород! И еще! Еще! – мама буквально задыхалась от возмущения. – Чтобы они увидели, что ты под защитой Власа, и никоим образом не смогли бы тебе навредить, когда ты останешься тут одна! Какая ж ты все-таки, Машка, бестолочь! – заключила она, и мы все отправились в райцентр.
Машина подъехала к крытому магазину на центральной и единственной площади и притормозила у ненавистных мне кустов шиповника с опавшими листьями и оранжевыми, словно фонарики на новогодней елке, ягодами, из зарослей которого около двух месяцев назад, меня схватили чьи-то сильные руки и поволокли в эти самые разросшиеся дебри дикой розы, будь они неладны!
Мы зашли в магазин, мама сделала вид, что рассматривает какую-то витрину – сама же напряженно следила за прилавком вдовицы.
Я тоже не могла не посмотреть в сторону злостных похитителей и увидела следующую картину.
Они стояли в ряд, словно солдаты на смотре перед генералом. Их было четверо – я не ошиблась, когда предполагала, что Николай Иванович теперь подастся в торговлю. Он был в своем костюме с муравьем на спине (только теперь трудно догадаться, что когда-то спецовка была зеленого цвета). Такое впечатление, что на ней в течение долгого времени все, кому не лень, прыгали в сапогах с подошвами, измазанными в глине, песке и болотной жиже) и лихо, даже с каким-то азартом отвешивал треску старушке в шерстяном платке с розами, напоминающими капусту. Отчим за это время как-то изменился – похудел... Но не это главное. Нос его стал походить на перебитые, свернутые вправо носы всех членов семейки Эльвиры Ананьевны. Будто он прошел своеобразную инициацию – посвящение в лавочника, которое заключалось в том, что ему кто-то прошелся по носу молотком, свернув его на одну сторону.
У вдовицы основательно отросла ее авангардистская клочкастая стрижка местами серо-пегого, а местами ярко-апельсинового цвета, и, видно, она хотела приподнять падающие на глаза волосы скрученным в рульку черным нейлоновым платком, но в разгаре торговли повязка съехала по диагонали, полностью закрыв один глаз – так, что прелюбодейка напоминала пирата с разбойничьего корабля.
Ее дочь Шурочка как нельзя лучше вписывалась в сие братство лавочников. Особенно меня впечатлила стрижка – будто ей на голову напялили глиняный горшок и ровно по нему отстригли волосы; на щеках переливалась прилипшая рыбья чешуя, руки до локтей словно вымазаны в саже, а под ногтями... уверена, можно было бы посадить картошку, и она дала бы ростки. Шурочка взобралась на ящик, пытаясь достать бутылку растительного масла, и тут я увидела ее ноги в белых колготах, перепачканных гуталином. Как можно было испачкаться подобным образом – не знаю. Есть только один вариант: Шурочка решила почистить туфли, а потом нарочно вытерла их о колготки, подобно тому, как точат нож о нож.
Мой бывший претендент в женихи с взлохмаченными волосами, шепча себе под нос, сосредоточенно пересчитывал заработанные за утро деньги. Один рукав его клетчатой рубашки был оторван до локтя, а под глазом сиял огромный фингал, из чего можно было сделать два вывода – на выбор. Либо они не сошлись характерами с Николаем Ивановичем и Шурик оказался таким же ревнивым «мальчуганом», как дядя Жорик, либо он снова зачастил к той самой замужней девице, которая проживает по соседству, а супруг этой зазнобы застукал их, и огромный желто-зеленый фингал тому подтверждение.
– Ну, иди, отдай ему ключи, – шепнула я маме.
– Да погоди ты, – отмахнулась она. – Неужели тебе не интересно понаблюдать за любимым отчимом, торгующим рыбой? – и потащила меня за фанерный щит, откуда четверка была видна как на ладони.
– Рубь за второй пакет! – крикнул Николай Иванович старушке в цветастом платке. – Ничего не протечет! А это ваши трудности! Когда идешь хорошенько скупиться, нужно пакеты из дома брать!
– Правильно, Коленька, у нас пакетики не дармовые, мы сами их за деньги покупаем, – вступилась за него вдовица, а старуха, обозвав их нехристями, поспешила вон из магазина.
– Кто там следующий! – гаркнул Коленька и навалил полный мешок мойвы девушке в длинной мохеровой кофте. – Мало ли, что ты кило просила! Коко даю, токо и бери!
Девушка разозлилась не на шутку и пульнула в него сплющенной мойвой.
– Нет! А с каким апломбом! – воскликнул он, подбирая с пола рыбу.
Мама покатывалась со смеху:
– Вот тут ему и место! Нашел наконец-то себя!
– Иди, отдай ему ключи! – снова напомнила я мамаше, зачем мы сюда приехали.
– Ну, сейчас, сейчас! – Она не сдвинулась с места и продолжала наблюдать за изменщиком-мужем.
Очередь рассосалась. Самый подходящий момент, чтобы подойти к нему и поставить все точки над i. Мамаша уже было собралась с духом, но в этот момент произошло следующее – чего она никак не могла пропустить.
Вдовица посмотрела на Коленьку каким-то странным взглядом, да вдруг как сиганет от него.
– Мобыть, всем гнило, да нам мило! – крикнул он, а Ананьевна ему в ответ:
– Мило, пока не простыло!
Она с поразительной резвостью перепрыгивала тугие тюки с крупой и мукой, ловко огибала бутыли с подсолнечным маслом и скоро внедрилась на чужую территорию соседней кондитерской лавки. Мой отчим пытался ее догнать, перевернув коробку халвы в шоколаде, но вдовица уже перемахнула через ящик с бананами.
– Вот чокнутые! – воскликнула очень толстая женщина, торгующая сладостями.
