Отцу Димитрию было уже тяжело говорить, он устал. Мы все стали потихоньку собираться. Батюшка ласково благословил нас на дорогу, его дочь заперла за нами дверь. На улице мы с Павлом пешком пошли в сторону Текстильщиков. Молчали. На небе уже высыпали звезды, и казалось, ярче фонарей освещают путь. Что ждет впереди? Что бы ни было, хотелось думать только о лучшем.
Глава шестая
Иерусалимский и другие
На следующее утро мы доехали, наконец, до Петра Григорьевича Иерусалимского. Втроем: Павел, я и Заболотный. По пути я поинтересовался:
— А где Сеня?
Мишаня взглянул на часы, важно ответил:
— Готовится к одной серьезной акции. В двенадцать ноль-ноль. Ответственность за нее берет моя миссия. Да что говорить — сами увидите, я вас потом отвезу на это место.
Больше он ничего не добавил, а Павел лишь усмехнулся. Наверное, он уже о чем-то догадывался, но в ход событий не вмешивался. А мне тем более не было никакого дела до какой-то там «акции», которую решил организовать Заболотный. Больше интересовал Петр Григорьевич Иерусалимский, слухами о котором земля московская полнилась. Заболотный, пока мы добирались до Выхино, поведал следующее.
Этот самый Иерусалимский /фамилия или псевдоним — никто не знал/ был главой «Братства преподобного Сергия», официально зарегистрированного в Минюсте. Они даже газетку свою выпускали, но больше занимались всякими молитвенными сборищами, крестными ходами и разными жертвенными мероприятиями. То есть, насколько я понял, жертвовали больше им самим, чем они кому-то. Кажется, тоже строили где-то близ Лавры свою церковь. Может быть, поэтому Павел и стремился к встречи с Иерусалимским? Посоветоваться, что ли? Не знаю.
— … человек он строгий, малость ушибленный, — рассказывал Мишаня, когда мы уже подходили к высотному дому. — Вы с ним поаккуратнее, впрочем, Павла-то он должен помнить. А ты, Коля, крестись почаще, он это любит. У него идея: найти в люде спасителя Отечества, вот он и тащит в дом кого ни попадя, чуть ли не на вокзалах собирает. К нему отовсюду странники стекаются. Один жил полгода, говорил, что изобрел ракетный двигатель на новом топливе, вечный; если его построить, то больше ничего России и не нужно, сразу воспарит, не хватает лишь какой-то малости — всего-то два десятка миллионов долларов. У него и чертежи были готовы. Иерусалимский с этим «изобретателем» все правительственные пороги обил. Энергетическую проблему, правда, не решили, погнали. Другой спаситель, с Курска, Ваней звали, тоже к Иерусалимскому месяца на три присосался, уверял, что на него «знак божий» лег, Богородицу по ночам видит, а та ему секрет возрождения России указала. Надо для этого лишь из Кремля нечисть выгнать. Как? А устроить тайные крестные ходы вокруг кремлевской стены: каждую ночь по десять кругов в течение месяца. Они обмотались хоругвями, натянули поверх плащи и пошли, бубня про себя молитвы. На второй день эту живописную пару остановил строгий гражданин в штатском. Увидел, что на шеях у них вместо гранат иконы болтаются, получил требуемое разъяснение, подивился и отпустил. Что с дураков взять? Но тайные крестные ходы прекратились, поскольку этот Ваня Курский на следующий день у Петра Григорьевича какую-то редкую икону спер и убег в неизвестном направлении. Так вот.
Заболотный позвонил в дверь, нам открыл сам хозяин. Был он лет шестидесяти, небольшого роста, сухонький, с жидкими седыми прядями и бородой клинышком, а глаза жгучие и вострые. За его спином маячил здоровенный волосатый мужик с черной повязкой на глазу. Пока мы раздевались, Иерусалимский придирчиво разглядывал нас с головы до ног. Особенно почему-то меня.
— Ну, чего, Петр Григорьевич, уставился? — спросил его Заболотный. — Павла ты знаешь, а это Коля Нефедов, певчий из храма.
— А почему он в джинсах американских? — ткнул в меня пальцем хозяин. — Он что — не русский?
— Других штанов не было, — ответил за меня Мишаня. — Последние оторвали. Ему что — снять их теперь да в окно выбросить? А в чем по улице пойдет?
— А ты! — пронзительно заговорил Иерусалимский. — Почему от тебя духами воняет? Зачем кольцо на палец напялил? Туфли лакированные одел! Идолам поклоняешься, змий?
Мужик за его спиной залопотал что-то непонятное, быстро-быстро закивал головой. Заболотный стал истово креститься, отвешивая глубокие поклоны на все стороны.
— Очищусь, Петр Григорьевич, очищусь! — запричитал он. — Изгоню скверну, смою срам, дай время…
Иерусалимский несколько успокоился. Остался он доволен лишь внешним видом Павла, но на том действительно не было ничего иностранного. Нас пропустили в комнату. Квартира Петра Григорьевича, насколько я понял, была достаточно вместительная: широкий коридор, большая кухню, три или четыре комнаты. Всюду висели иконы, хоругви, рядами стояли ящики с церковной утварью, мешки с какими-то продуктами, перевязанные пачки газет. Пахло воском, поскольку теплились свечи.
— У него еще несколько квартир есть, — шепнул мне Заболотный. — Ему члены братства отписывают, а самих он в монастыри отсылает. У него и община под Москвой есть, целое хозяйство…
— О чем шепчетесь? — взвился вдруг Петр Григорьевич.
— Молимся! — скорбно ответствовал Заболотный. — А что это у тебя за дяденька с повязкой? Уж больно на фельдмаршала Кутузова смахивает.
Волосатый мужик вновь что-то залопотал. Вначале непонятно, но потом довольно отчетливо:
— Азм есть воскресение и жизнь.
— Это Влас, человек божий, — пояснил Петр Григорьевич. — Готовится к постригу в монастырь. Ему глаз дурные люди выбили, в милиции. А не ведали что делают, поскольку Влас — истинный поборник веры, голову за Россию положит.
— Глаз уже положил, не мало, — кивнул Заболотный. — Он у тебя надолго прописался?
— Как бог укажет, — ответил Иерусалимский, ласково глядя на Власа. Тот подбежал к нему, ухватился за руку и больше не отпускал. От него, я почувствовал, попахивало винцом. В углу стояло несколько коробок с кагором. Очевидно, этот одноглазый втихаря прикладывался. Потому и лопотал. Вскоре появился еще один персонаж, из соседней комнаты, обвешанный веригами. На вид лет сорок, лысый, с мутным взглядом. Он просто уселся на полу возле окна, а Петр Григорьевич не счел нужным его представить.
— Пророчество было, — важно изрек Иерусалимский. — Мне один старец сказывал: близится нападение на нас китайцев. В следующем году, перед великим постом. Двинется на Русь рать несчетная, желтая, косматая, истребит в Сибири все живое, даже звери от них прочь кинутся. Дойдет Китай до пределов Москвы, а тут остановится. Задержит их человек по имени Алексей. Примета у него есть: шрам на щеке в виде креста. И волос белый. Вот теперь сыскать такого надо, ищу.
— Помочь? — деловито осведомился Заболотный. — Фамилию старец не указал? Проще бы было. Ладно, и так справимся.
— А почему Китай? — спросил вдруг Павел.
— Там уже Антихрист родился, — ответил Иерусалимский. — Зачали в Израиле, а подбросили в Пекин. Всё по хитрому сделано, чтобы никто ни о чем не догадался. И престол подготовили, из костей христианских младенцев. Косточки растолкли и залили золотом. Покуда до времени его прячут, в каком-то бункере, но лишь Антихрист объявит о себе по всему миру, престол и вынесут. Воцарение произойдет в Америке, в штате Юта, там где мормоны скопились. У них самый большой банк данных на всё человечество. И на живых, и на мертвых. Они ведь все против нас, русских, — китайцы, американы, евреи.
