— Кстати, о блокноте. Почему ты работаешь по старинке, без диктофона?
— Ненавижу диктофон, не могу с ними работать — он парализует интервьюируемого. Кроме того, он привязывает к мелочам, частностям, интонациям, дробит общее построение речи. Блокнот — лучшее оружие журналиста!
— Да, «лейка», блокнот, в особых случаях — пулемет.
— Нет, все-таки тебе надо быть журналистом. Ты как школьные сочинения писал?
— Грамотность — пять, содержание — два.
— Почему?
— Я выбирал неправильные темы. Кстати, неправильный выбор темы — большой грех для советского журналиста. Что касается журналистики — ты пока посмотри свежую прессу, а я быстро уберу со стола.
Игорь вытащил из тумбочки ворох периодических изданий.
— Очень кстати! Сто лет уже газет не читала! В вашем гарнизоне нет киоска «Союзпечати».
— Как и многого другого.
— Игорь, ты не дашь мне все это почитать?
— Бери, конечно. Сейчас я тебе заверну.
Игорь упаковал кипу в оберточную бумагу, потом подсел к Ирине и взял в руки ее кисть.
— Знаешь, что я заметил? У нас с тобой инициалы одинаковые — И.П. Говорят, это счастливая примета.
— У меня до замужества был другой инициал.
— И, тем не менее, Ирочка, я расцениваю нашу встречу как очень счастливую примету!
Игорь наклонился и поцеловал Ирину в щеку, потом скользнул губами по бархатистой коже и поцеловал в губы. Ирина не ответила, резко отстранилась.
— Нe надо, Игорь!
— Почему?
— Извини, мне пора!
— Ирина, останься! Прошу тебя!
— Не проси.
— Ну, тогда я провожу.
— Не надо.
— Но, Ирина, не откажи мне хоть в этом, черт возьми!
— Отказываю!
— Ирочка, мы же друзья! Зачем так круто?
— Если ты сейчас же не отстанешь, я ударю тебя по физиономии! До свиданья!
«Дурак, что не жахнул!»
Неудачу Игорь пережил на удивление спокойно. Более того, из-за провала на личном фронте вновь проснулся интерес к работе. С утра Игорь решил расколоть, наконец, огромные древесные кряжи, в беспорядке валяющиеся вокруг кочегарки. Игорь взял штатную кочегарскую кувалду, набор клиньев разной величины и принялся за дело. Через пару часов страшноватые на вид пни метрового диаметра развалились на относительно тонкие, пролезающие в отверстие топки поленья. Тем временем пришел Гайк.
— Гоша, ты мне только одно скажи — с кем это ты вчера целый день по гарнизону болтался? Я прихожу в батальон, а мне говорят: Гоша такую телку снял — обалдеть можно! Невозможно смотреть — глаза болят! Правда?
— Правда.
— Но вот ведь какая лажа получается — весь гарнизон видел, весь гарнизон знает, и только родные пекари ничего не видели, ничего не знают! Ай, жаштам! Ай, пуцэт кунэн! Как некрасиво, как обидно!
— Что ты квохчешь, как курица.
— Просто обидно, Гоша! Нет, ты скажи — кто она? Ты, между прочим, такой скрытный! Вот я совсем не скрытный! Я лично про кого хочешь тебе расскажу, а ты нет! Ну, кто она?
— Журналистка.
— Вай! Откуда она здесь взялась?
— От верблюда.
— Какой интересный верблюд! Последний вопрос: почему ты ее сюда не привел, паразит? Почему нам не показал, а? Совесть у тебя есть? Нет, ты скажи!
— Скажу — не привел я ее сюда, потому что вы некультурные люди. Вы женщин глазами насилуете.
— Слушай, Гоша, а ты ее случайно на жахнул? Только не дергайся, скажи — жахнул? Скажи!
— Не жахнул.
— Почему?
— Повторяю специально для тех, кто в танке: она — журналистка!
— Ну и что? Журналистки — не люди?
— Гайк, или ты сейчас заткнешься, или я тебя с говном смешаю, и скажу, что так и было!
Аветисян замолк, отошел на безопасное расстояние и оттуда выпалил:
— Ну и дурак, что не жахнул! Я бы ее обязательно жахнул! Элементарно!
После обеда Игорь перехватиил идущего на почту Маджидова и вручил каптеру буханку хлеба, завернутую в полиэтиленовый пакет.
— Зайдешь в стоквартирный дом, последний подъезд, четвертый этаж, девяносто третья квартира. Передашь посылку хозяйке или хозяину, и еще оставишь им по одному экземпляру всех центральных газет плюс окружную. На обратном пути зайдешь сюда.
Маджидов вернулся через полчаса.
— Рассказывай.
— Значит так, Гоша. Зашел, звоню, открывает баба…
— Не баба, а женщина.
— Да, женщина, правильно! Открывает женщина, с которой ты вчера в казарму приходил, корреспондентка. Я ей отдаю хлеб и газеты. Она говорит — что это? Я говорю — Гоша Полторацкий передал. Она говорит — не надо. Я говорю — берите, от хлеба отказываться нельзя — грех! От газет тоже нельзя — политически неправильно!
— Молодец!
— Да. Ну вот, она взяла и сказала «большое спасибо». Я сказал «пожалуйста» и ушел. Все.
— Отлично! Будешь ходить к ней с посылками каждый день. Действуй.
Комплексный подход
У пекарей возникли производственные проблемы. Резко похолодало, и надо было срочно утеплять пекарню, чтобы она держала тепло для нормального всхода теста. В рекордно короткий срок пекарня была отремонтирована и покрашена в темную охру с черным смоляным «сапожком», дырки заделаны, паровое отопление отрегулировано, вода из труб спущена, трубы и дымоходы прочищены, вторые рамы и недостающие стекла вставлены. Заодно привели в порядок и интерьер пекарни — покрасили подоконники, рамы, двери и косяки, побелили стены и потолок, окультурили электропроводку, установили лампы дневного света. Пекарня преобразилась — даже сдержанный майор Щербина удовлетворенно цокал языком.
Любивший комплексный подход, Гоша организовал наведение порядка и в захламленном чулане. Оттуда было выброшено не менее тонны мусора, после чего помещение отремонтировали. Майор Щербина, чье обширное хозяйство нуждалось в дополнительных площадях, объявил пекарям устную благодарность и распорядился разместить в бывшем чулане склад для хранения мебели офицерского общежития.
Как-то раз, Маджидов, вернувшийся из очередного похода на почту и в квартиру 93, выдал Игорю, помимо свежей прессы, записку. Игорь развернул свернутый вчетверо тетрадный листок, прочитал лапидарный текст: «Игорь, жду тебя сегодня в гости. Ирина», и стал готовиться к выходу «в свет». Перед уходом Игорь в раздумье лег на диван. А с какой, собственно, стати, он должен идти? Подумаешь, великая радость! Прямо как по Роберту Бернсу: «Ты свистни — собачкой прибегу!» Нет, не дождется госпожа Пелагейченко, чтобы Игорь Константинович Полторацкий перед ней унижался! Не на того напала!
