Глаза Ронни блеснули.
— Я слежу за собой, Дворник.
— Я один из ваших, так?
— У тебя есть некоторые… достойные качества.
Они посмотрели друг на друга.
— Я отвезу тебя обратно, откуда взял, — сказал Ронни Соха. — И все. Я больше не занимаюсь этими делами.
Ревизор лежал на спине, открыв рот. Изредка он издавал тихий звук похожий на писк комара.
— Попробуйте еще раз, мистер…
— Мистер Темно-Авокадовый, мистер Белый.
— Такой цвет существует?
— Да, мистер Белый! — сказал мистер Темно-Авокадовый, который вовсе не был в этом уверен.
— Тогда, попробуйте еще раз, мистер Темно-Авокадовый.
Мистер Темно-Авокадовый с огромной неохотой наклонился ко рту лежащей навзничь фигуры. Его пальцы были всего в нескольких дюймах от нее, когда, очевидно по собственной воле, рука лежащего метнулась вперед и схватила его. Раздался треск костей.
— Я чувствую невероятную боль, мистер Белый.
— Что у него рту, мистер Темно-Авокадовый?
— Похоже на продукт реакции брожения хлебных зерен, мистер Белый. Сильная боль не прекращается.
— Еда?
— Да, мистер Белый. Сейчас болевые ощущения чрезвычайно сильны.
— Разве я не давал приказа, что никто не должен есть, пить и проводить ненужные эксперименты с сенсорным аппаратом.
— Давали, мистер Белый. Чувство сильной боли, упомянутое мной раньше, невероятно остро. Что мне делать?
Понятие «приказа» было новым и непонятным для Ревизоров. Они привыкли к решениям сообща, принимаемым только в том случае, когда возможность ничего не делать истощалась. В чем бы решение ни заключалось, если оно принято всеми, значит, не принято никем лично, соответственно устраняя любые возможности обвинения.
Но тела понимали приказы. Это было из области того, что делает человека человеком, и Ревизоры согласились с этим из исследовательских соображений. В любом случае, выбора у них не было. Все телесные ощущения возрастали, когда им отдавал приказы человек с острым оружием. Удивительно, как плавно побуждение обсуждать и советоваться превращалось в неукротимое желание сделать то, что сказало оружие.
— Ты можешь убедить его отпустить твою руку?
— Кажется, он без сознания, мистер Белый. Его глаза налиты кровью. Он издает короткие вздохи. И еще тело, кажется, решило, что хлеб нельзя забирать. Могу ли я опять поднять вопрос о непереносимой боли?
Мистер Белый подозвал двух других Ревизоров. С немалыми трудностями им удалось извлечь пальцы мистера Темно-Авокадового из захвата.
— Нам надо узнать об этом побольше, — сказал мистер Белый. — Предательница упоминала о данном факте. Мистер Темно-Авокадовый?
— Да, мистер Белый?
— Чувство боли осталось?
— Моей руке одновременно и холодно и горячо, мистер Белый.
— Как странно, — сказал мистер Белый. — Вижу, нам придется исследовать боль глубже.
Мистер Темно-Авокадовый услышал, как маленький голос внутри его головы завопил при мысли об этом, а мистер Белый, тем временем, продолжал:
— Какая еще есть еда?
— Нам известно три тысячи семисот девятнадцать наименований, — сказал мистер Индигово-Фиолетовый, подходя к нему. Он стал экспертом в этом деле. Это была еще одна новинка для Ревизоров. Они никогда не были специалистами. Что знал один, знали все. Знание чего-то, что не было известно другим, отмечало Ревизора, хоть и не в большой степени, печатью индивидуальности. А индивидуальность может умереть. Но еще придать тебе ценности и власти, что означает, что ты не умрешь так легко. Это было непростой задачей, и он, подобно многим другим Ревизорам, уже обзавелся набором лицевых тиков и судорог, пока его разум пытался охватить информацию.
— Наименование первое, — сказал мистер Белый.
— Сыр, — живо отрапортовал мистер Индигово-Фиолетовый. — Это прокисшее коровье молоко.
— Нам нужно немного сыра, — сказал мистер Белый.
Мимо прошли трое Ревизоров.
Сьюзен выглянула из подворотни:
— Ты уверен, что мы идем правильно? — спросила она. — Мы уходим из центра города.
— Именно туда я должен идти, — сказал Лобзанг.
— Хорошо, но мне не нравятся эти узкие улочки. Не люблю прятаться. Я не из тех, кто прячется.
— Да, я заметил.
— Что это за здание впереди?
— Это задняя часть Королевского Музея Искусств. Брод Вей, на другой стороне, — сказал Лобзанг. — Туда нам и надо попасть.
— Ты неплохо знаешь это место для человека из гор.
— Я здесь вырос. Я знаю пять различных способов проникнуть в музей. Я был вором.
— А я могла ходить сквозь стены, — сказала Сьюзен. — А теперь, когда время остановилось, больше не могу. Эта способность почему-то пропала.
— Ты действительно можешь пройти сквозь твердую стену?
— Да. Семейный обычай, — коротко ответила Сьюзен. — Пошли, пройдем через музей. Там и в лучшие времена мало кто двигался.
В Анк-Морпорке вот уже много столетий не было короля, но дворцы всегда выживают. У города может не быть венценосного самодержца, но если под рукой имеется большая комната или стена, она будет переименована в Мемориал Славы Человеческому Духу, не смотря на то, что от монархии давно уже осталось одно воспоминание.
Хотя портретов последнего короля не сохранилось — особенно после того, как ему срубили голову (после этой процедуры слишком хорошо не выглядит даже самый низенький король) — все были согласны, что он собрал несколько весьма неплохих произведений искусства. Даже простые горожане знали толк в работах Каравати, вроде «Трех больших розовых женщин и одного куска газа» или картину Мовайза «Мужчина с большим фиговым листком», кроме ведь город с такой историей как Анк-Морпорк, накапливает кучу всякого артистического мусора и, во избежание захламления улиц, нуждается в своего рода культурном чердаке, где можно все это держать. Поэтому — небольшие издержки на несколько миль красных плюшевых веревок и старичков в униформе, чтобы показывали как пройти к «Трем большим розовым женщинам и одному куску газа» — и Королевский Музей Искусств появился на свет.
Лобзанг и Сьюзен торопливо шли через молчаливые залы. Как и в случае с клубом Фиджетта, было сложно сказать, движется ли здесь время. Но здешним коридорам, в любом случае, было все равно. Монахи в Ой Донге считали это место весьма ценным ресурсом.
Сьюзен остановилась, повернулась к большой картине в позолоченной раме, занимавшей целую стену длинного коридора, и выдохнула:
— Ох…
— Что такое?
— «Битва на Ар-Гаш» Блица, — сказала Сьюзен.
