Насколько серьезно оценивалось положение американской стороной, свидетельствуют, в частности, слова тогдашнего директора ЦРУ Джона Маккоуна, который заявил:
– Это – кризис, который мог развязать войну, возможно даже термоядерную.
Мало кому известно, что по каналам нашей службы также были добыты некоторые данные о строительных работах на Кубе, которые подтвердили довольно полную картину положения дел, полученную к тому времени в ЦРУ. Как бы то ни было, наши сведения явились вкладом в успех ЦРУ, который я всегда признавал и оценивал как одно из крупнейших достижений разведки нашего времени.
К событиям 1962 года, которые меня особенно взволновали, относится примирение с Францией, нашей соседкой на западе, которая, наконец, из «заклятого врага» окончательно превратилась в партнера и союзника не только дня сегодняшнего, но и завтрашнего. В моих глазах это было одним из самых больших достижений канцлера Аденауэра, которому удалось завоевать доверие генерала де Голля, являвшегося крупнейшей политической фигурой Франции. Когда 22 января 1953 года в Париже в торжественной обстановке был подписан германо-французский договор, первый федеральный канцлер завершил дело всей своей жизни.
Для ФРС это историческое событие означало установление долгосрочных дружеских отношений с французской службой внешней разведки и контрразведки – СВРК. И хотя задачи, стоявшие перед ней, не полностью совпадали с задачами нашей службы, все равно оставалось широкое поле для совместной деятельности. Я с удовлетворением могу констатировать, что на партнерском сотрудничестве ФРС и СВРК не отражались в общем неизбежные колебания в отношениях между Бонном и Парижем.
Здесь мне хотелось бы подчеркнуть, что я всегда придавал особое значение укреплению разведывательных связей прежде всего с тремя крупнейшими западными союзниками, но это нисколько не умаляет значения наших контактов с другими западными разведками. И все же приоритет мы отдавали разведслужбам США, Англии и Франции, потому что именно эти три державы обязались гарантировать безопасность Германии. Поэтому их разведки имели право рассчитывать на нашу поддержку, где только было возможно. Как человек и профессионал, я испытывал огромное уважение к начальникам и руководящим сотрудникам этих дружественных нам служб. Если представителей ЦРУ всегда отличала четкая, трезвая, энергичная манера работы и прагматический подход к делу, в результате чего успешно решались самые сложные проблемы, то офицеры британской секретной службы зарекомендовали себя высококвалифицированными специалистами, овладевшими хитроумными тонкостями разведывательного ремесла, с независимым суждением, что опиралось на ставшие почти легендарными традиции. Кстати, эти люди нисколько не походили на пресловутого Джеймса Бонда, героя шпионских романов времен «холодной войны».
Что же касается представителей французской внешней разведки, то для них характерна не поддающаяся никаким политическим изменениям черта – я называю ее любовью к отечеству. Слово «отечество» сейчас услышишь у нас очень редко, так как оно вызывает в нашем обществе противоречивые чувства и превратные толкования. Находящийся же на государственной службе француз был и остается вполне сознательным подлинным «слугою отечества» со всеми вытекающими отсюда последствиями. Мои французские партнеры гордились этим чувством, впрочем, как и все французы, невзирая на партийную принадлежность. Не скрою, мне очень импонировала такая верность родине, о которой один из моих французских друзей сказал: «Только тот может стать настоящим европейцем, кто является хорошим французом, хорошим англичанином, хорошим итальянцем или хорошим немцем и гордится всем хорошим в истории своей страны».
1963 год, начавшийся столь многообещающе подписанием германо-французского договора, доставил нашей службе много неприятностей в связи с судебным процессом по делу Фельфе.
Хотя это судебное разбирательство на какое-то время оказалось в центре внимания общественности, нельзя забывать крупные политические события, случившиеся в 1963 году. В Германии 21 июня обострился берлинский кризис, когда власти ГДР создали вокруг Западного Берлина запретные зоны, которые дополнили стену, чтобы пресечь любые попытки бегства в западную часть нашей бывшей столицы.
В других странах 1963 год принес значительные изменения в расстановке правящих сил. В Греции после ухода в отставку премьер-министра Караманлиса (11 июня) начались события, в результате которых страна до сих пор не может успокоиться, а ведь она, находясь на южном фланге НАТО, занимает стратегически важные позиции и является нашим надежным партнером. Однако греческая разведывательная служба, невзирая на все изменения в руководстве страны, насколько я мог судить, продолжала выполнять свои трудные задачи с полной самоотдачей и большим мастерством. Каждый, кому близка судьба Европы, может, как и я, только желать, чтобы эта страна древней культуры вновь стала оплотом мира во всем мире и обрела то значение, которое ей подобает, учитывая ее великое прошлое. Здравомыслящему человеку, какой бы точки зрения он ни придерживался в вопросе политического развития Греции, ясно одно: она превратилась бы в коммунистическое государство, если бы своевременно не были собраны силы, противостоящие агрессии с Востока.
В это же время (18 июня) политическую сцену оставил великий старец Израиля Давид Бен Гурион, занимавший пост премьер-министра. Его преемником стал Леви Эшкол. Историческая заслуга Бен Гуриона – примирение между израильским и немецким народом. Его встреча с федеральным канцлером доктором Аденауэром, которая состоялась несколькими годами ранее, сыграла решающее значение в этом процессе. Я всегда сожалел, что после краха германской империи в конце войны ставшая ее преемницей ФРГ оказалась втянутой в борьбу Израиля за свое существование как государства против арабских стран. Но этого, видимо, невозможно было избежать. Если традиционную дружбу арабов с Германией я рассматривал как достаточный фактор, способствовавший поднятию нашего государства из руин, то участие ФРГ в обеспечении выживания государства Израиль представлялось мне как политическая обязанность Германии. Руководители арабов и лидеры израильтян устанавливали связи с федеральным правительством, а нередко и со мной. В конце концов политическое и военное развитие событий на Ближнем Востоке, кульминацией которых явилась новая проба сил в июне 1967 года, поставило перед федеральным правительством, а вместе с тем и перед нашей службой вопрос о необходимости окончательно определить нашу позицию, что и было сделано.
15 октября 1963 года в руководстве ФРГ произошли серьезные изменения: федеральный канцлер доктор Аденауэр ушел в отставку и его место занял профессор Людвиг Эрхард. Мне не положено давать личную оценку историческим заслугам Конрада Аденауэра. Многие компетентные лица давно это сделали. Но мне все же хотелось отметить следующее. По-видимому, на долю руководителя разведывательной службы редко выпадает счастье работать под руководством такого главы правительства, как доктор Аденауэр, который исключительно высоко ценил деятельность разведки и умел правильно использовать разведывательную информацию. Не следует думать, что такое отношение канцлера к разведывательным делам сформировалось под влиянием его статс-секретаря доктора Глобке, на которого замыкался повседневный контроль за деятельностью секретной службы. Конечно, последний был просто незаменим в роли посредника между канцлером и нами. Мы великолепно сработались с Хансом Глобке и всегда понимали друг друга с полуслова. Что касается хозяина дворца Шаумбург
[74]
, то однажды под влиянием аферы «Шпигеля» он какое-то время, будучи неполностью, а возможно, и неправильно проинформирован, относился к ФРС и ко мне лично настороженно и критично.
