Вряд ли имеет какой-либо смысл ожидать должного понимания разведывательской работы и ее поддержки в стране, где лишь считанные единицы в исполнительных и законодательных органах знают все, касающееся ЦРУ. Все остальные люди пополняют свои знания о разведке из так называемых доверительных историй, написанных авторами, которые сами никогда не имели допуска к первоисточникам.
Конечно, разведывательные секреты не раскрываются по веским причинам. Следует хорошо помнить: то, что известно широкой публике, обязательно становится достоянием противника. Как бы то ни было, строжайшая дисциплина и конспирация — главные составляющие профессионального искусства разведки независимо от того, какая нация ее ведет. Это общеизвестно и не составляет никакого секрета. Но то, что я не вправе раскрывать, так и останется нераскрытым. Это в первую очередь — где, как и когда применялись или будут использованы те или иные оперативные приемы. И мы обязаны молчать до тех пор, пока их не раскроют где-то в другом месте и помимо нашей воли, как, например, в случае с «У-2»
[16]
.
ЦРУ не является подпольной организацией. Это вполне легальное учреждение и, чтобы получить точное представление о том, чем оно занимается, следует прочитать закон — Акт о национальной безопасности 1947 года. Конечно, у него есть секретные приложения, и они позволяют Совету национальной безопасности, а в конечном счете и президенту ставить перед управлением и другие разведывательные задачи, кроме оговоренных в законе. Дополнительные функции, естественно, не раскрываются. Но ЦРУ — отнюдь не единственный правительственный орган, где секретность играет важную роль. Государственный департамент и министерство обороны также соблюдают строжайшую секретность относительно своей деятельности.
Одним из моих руководящих принципов в разведывательной работе, когда я был директором Центрального разведывательного управления, — использование любых цивилизованных средств для сохранения секретности и безопасности производимых операций, но только там, где это необходимо, не делая из этого фетиша в тех случаях, когда это стало известно как друзьям, так и врагам.
Вскоре после того, как я стал директором, мне пришлось столкнуться с ярким примером, когда секретность при определенных условиях становится совершенно бесполезной. Доктор Милтон Эйзенхауэр, брат президента, условился о встрече со мною. Президент вызвался подвезти его ко мне в управление. Они выехали (я полагаю, не предупредив об этом секретную службу)
[17]
, но не могли найти управления, пока не позвонили мне по телефону, чтобы уточнить адрес. Это побудило меня выяснить, для чего нужна такая секретность. В то время на воротах в заборе, окружавшем штаб-квартиру ЦРУ, висела вывеска «Правительственная типография». А водители вашингтонских экскурсионных автобусов имели обыкновение останавливаться недалеко от них, давая возможность экскурсоводам рассказать туристам о том, что за колючей проволокой находится самое секретное учреждение Вашингтона, могущественная американская шпионская организация — Центральное разведывательное управление. Я выяснил также, что фактически каждый водитель такси в столице знал, где находится ЦРУ. Тогда я распорядился снять фальшивую вывеску и повесить у въездных ворот другую, с настоящим названием. И сразу с нас спало покрывало романтичности и таинственности и мы перестали быть загадочным объектом для гостей столицы, а сделались просто одним из правительственных учреждений. Излишняя секретность может нанести вред, как и излишняя болтливость.
Примером, как определенная публикация оказывается полезной в сборе разведывательной информации, может служить то, что случилось со мною во время Второй мировой войны, когда в ноябре 1942 года я был послан в Швейцарию генералом Донованом из Управления стратегических служб. В Берне я занял должность помощника руководителя нашей дипломатической миссии. Один из наиболее известных швейцарских журналов опубликовал статью, в которой говорилось, что я прибыл туда в качестве специального и секретного представителя президента Франклина Рузвельта. Исходя из этого, могло создаться впечатление, что эта непрошеная реклама будет мешать моей работе. Но произошло совершенно обратное. Хотя я скромно отрицал, что мне приписывали, в сообщение журнала почему-то поверили. А в результате ко мне стали стекаться толпы носителей информации, среди которых, правда, были люди со странностями, но встречались и очень интересные личности. С разведывательной точки зрения, конечно. И если я не мог порой отделить зерен от плевел, то это лишь потому, что не был подготовлен к такой работе. Способность правильно оценивать людей — одно из главных качеств офицера разведки.
Если мы будем пытаться окутывать секретностью все, что касается разведки, это может привести нас к напрасной трате сил и средств для обеспечения безопасности операций, в которых секретность обязательна, чтобы достичь успеха. Каждую конкретную ситуацию следует оценивать, исходя из фактов, имея в виду принцип сокрытия от потенциального противника любой полезной для него информации о секретной разведывательной операции и людях, в ней участвующих. Предписание Джорджа Вашингтона, посланное 26 июля 1777 года полковнику Элиасу Дейтону, не потеряло своего значения для организации и проведения современных разведывательных операций:
«Необходимость организации и ведения надежной разведки несомненна и не требует в дальнейшем доказательств. Мне остается добавить только то, что Вы должны держать все это в секрете насколько возможно. Успех многих предприятий зависит от того, как строго соблюдается секретность, без этого они в большинстве своем терпят провал, даже если их хорошо спланируют и создадут реальные предпосылки для успеха».
А в общем американцам присуще говорить слишком много о делах, которые должны быть секретными. У меня такое чувство, что мы выдаем значительное количество наших секретов, в особенности в области производства вооружений, и что мы часто не видим существенного различия между операциями, которые должны сохраняться в секрете, и теми, которые по своему характеру не являются секретными. Временами случается, что наша пресса слишком усердствует в поисках «сенсаций», связанных с будущими действиями в области дипломатии, политики и военного планирования. Мы научились понимать значение секретности во время войны, хотя даже и тогда время от времени случались серьезные промахи и совершались неблагоразумные поступки. Но нам следует четко сознавать, что в период «холодной войны» противник постарается использовать любой случай, когда мы ненароком разгласим тайну или допустим какую-либо публикацию, которую можно использовать в разведывательных целях.
Разумеется, при нашей системе государственного правления и с учетом законных интересов общественности и прессы невозможно возвести стену молчания вокруг разведки. Да я и не предлагаю, чтобы это было сделано. Ни конгресс, ни администрация не имели такое в виду, когда принимался закон 1947 года. Более того, нужно давать соответствующую информацию, когда необходимо укрепить доверие общественности к разведывательной деятельности и когда профессия офицера разведки должна, получить заслуженно высокую оценку и повсеместное признание.
