Заваруха у Белого дома носила локальный характер и порождала море анекдотов и хихиканья. Но у нас была работа, и мир политики был бесконечно далек и непривлекателен. Так что мы обратили внимание на происходящее, только когда стали раздаваться выстрелы, а все предыдущие дни мы продолжали свое дело. Не потому, что нас не волновали судьбы демократии, просто после ГКЧП жизнь верхушки и народа оказалась совершенно не связанной между собой. Мы работали, они болтали и тащили, так что все происходящее в мире высокой политики никак нас не касалось и уж никакого доверия не вызывало.
А откуда у простого советского экономиста свой завод, спросите вы, и будете правы.
В 1990 году я познакомился с Колином Хэммондом. Дело было в Алабаме, я выступал на заседании ротари-клуба, рассказывал о России. Мы тогда были в моде, и считалось хорошим тоном изредка послушать о далекой стране, перспективной и подающей надежды. Надо отметить, что представление о нашей стране что тогда, что сейчас имело мало общего с реалиями, но практичный американский ум срезал углы и делал далеко идущие бизнес-выводы.
Году в 1992-м я был случайным свидетелем телефонного разговора в американском торговом представительстве между неким абонентом из Техаса и сотрудником торгпредства. Некий Билл из очередной газетной статьи о жизни в России узнал, что водка стоит сущие центы, и требовал выслать ему пару ящиков на пробу.
Колин не был настолько примитивен, будучи англичанином, он блистал интеллектом, для многих американцев британский акцент воспринимается как свидетельство академического образования, что не всегда соответствует действительности.
Г-н Хэммонд занимался производством и продажей дискотечного оборудования и был уверен, что низкие цены на комплектующие и рабочую силу окупят все возможные риски.
После предварительной разведки боем – двухнедельной поездки в Москву – мы убедились, что попробовать можно, но где искать помещения для производства и людей, было не ясно.
Мой двоюродный брат Андрей работал начальником экспериментального производства какого-то академического института, и я обратился к нему за помощью. Он в свою очередь позвонил своим друзьям, заработало сарафанное радио, и потекли предложения, от которых у английского американца потемнело в глазах. Он не мог понять, почему нельзя просто позвонить в агентство по трудоустройству и найти людей, обратиться к риелторам и снять офисные и производственные помещения.
Узнав, что такого просто-напросто не существует, Колин высказал кардинальное предложение – открыть свое, так как его бывшая жена в Штатах на паях с ним владеет таким агентством, а значит, некие знания и необходимый программный продукт имеется.
Сказано – сделано. В Ханствилле, где-то у него на складе, пылились коробки с промоматериалом, изготовленным для открытия диско-клуба с довольно сложным для русского уха призывом: do it with pizzaz… Что можно перевести как "сделай с шиком". Очки были ну совсем черные, а надпись ну очень яркая – по степени их воздействия на наших сограждан они не уступали эффекту бус на торговой сессии с аборигенами.
Привезенные багажом на самолете тогда еще летавшей компании «ПАНАМ», они были отданы оптом по цене, достаточной для оплаты в газете "Московский комсомолец" однократного объявления о том, что американское агентство по трудоустройству проводит собеседования с кандидатами. Не уверен, что тогда мы имели хоть малейшее представление о том, во что влезаем. Идея была простая. Снять офис и провести собеседования с приславшими письма, составить их анкеты и попытаться предложить кандидатов иностранным компаниям, не в особо большом количестве присутствовавшим на российском рынке. За составление анкет мы собирались брать плату, деньги были нужны, так что и компании в идеале тоже должны пользоваться нашими услугами не бесплатно.
Конкуренцию со стороны УПДК мы не воспринимали, так как не очень-то много об этом и знали, да и кто из западников хотел работать с откровенно совковым наследием, а мы тут как тут – Колин со своим прекрасным британским произношением и американским паспортом, лично беседующий на разнообразных московских тусовках для иностранцев с главами представительств.
Для начала бизнеса не хватало малого – офиса и регистрации.
Первый офис мы сняли где-то на ВДНХ и, помню, сидели среди цветочков, а компания и вовсе не была зарегистрирована, но это никого особо не волновало, и платили мы за аренду чуть ли не ежедневно, так как инфляция была мамане-горюй, и тогда еще шутили: зайдя в троллейбус за одну цену, ты выходишь на следующей остановке уже за другую.
Мы с тревогой ждали выхода первого объявления размером с боковую грань спичечного коробка. На наше счастье, почта тогда еще хорошо работала.
Последовало более четырех тысяч ответов, и начался сумасшедший дом. Вечерами мы обзванивали людей и приглашали их на собеседования, а днем беседовали и брали деньги, причем, кроме денег, еще и обязательства – предоставить пять собеседований, а с кем, было еще не ясно.
На ВДНХ нам уже мало было места – звучит громко, честнее уточнить, что пятнадцати метров в павильоне на ВДНХ нам уже не хватало, и мы переехали в полуподвальное помещение на Пятницкой улице. До нас там располагалось какое-то производство, дом был начала XX века, над нами жилые квартиры, и описать состояние помещения, используя нормативную лексику, невозможно.
Никакой офисной мебели в стране не было по определению, но за условные деньги пожарные из какой-то гостиницы списали югославские стулья и доставили их к нам.
Как принимать людей в этом жутком месте, я не понимал, но люди шли, и никто никогда не жаловался на условия.
Денег приносили много – очень много, и уже через неделю мы смогли прикупить станочки, конечно тоже кем-то почти бесплатно списанные, но в полном соответствии с действующим законодательством, и приступить к выполнению ряда операций в том же помещении.
Устроить советских граждан в иностранные компании было невозможно – никогда и ни при каких обстоятельствах. Вовсе не потому, что они оказались плохими специалистами, просто ни из кого из них нельзя было вытащить щипцами, что же они реально умеют делать. Самый распространенный ответ был таким: а вам кто нужен, да я все умею. Кроме этого, вид был у наших граждан и гражданок ну очень не западный, и я понял, что придется обучать искусству прохождения интервью. Мы собирали человек по тридцать, уже заполнивших наши анкеты, после чего разбивали весь жизненный и профессиональный опыт кандидатов на элементарные знания, умения и навыки, писали им резюме, понятные нашим западным заказчикам.
Обращать внимание приходилось на все, так как ежедневные интервью в компаниях давали пищу для остроумия. Что в первую очередь отличало наших сограждан, так это колоссальный пессимизм и неумение улыбаться. Объяснение, что улыбка отличается от ухмылки тем, что уголки губ одновременно устремляются вверх, вызывало понимание, и после некоторой практики это даже удавалось сделать. Боюсь обидеть современного читателя, но идея об эпиляции в ту пору была чуждой, и приходилось мягко формулировать некоторые расхождения с западным опытом и намекать на необходимость наличия гладких поверхностей для нижних конечностей, открытых взору.
