Этот коммунизм, отрицающий повсюду личность человека, есть лишь последовательное выражение частной собственности, являющейся этим отрицанием. Всеобщая и конституирующаяся как власть зависть представляет собой ту скрытую форму, которую принимает стяжательство и в которой оно себя лишь иным способом удовлетворяет. Всякая частная собственность как таковая ощущает — по крайней мере по отношению к более богатой частной собственности — зависть и жажду нивелирования, так что эти последние составляют даже сущность конкуренции. Грубый коммунизм есть лишь завершение этой зависти и этого нивелирования, исходящее из представления о некоем минимуме… Что такое упразднение частной собственности отнюдь не является подлинным освоением ее, видно как раз из абстрактного отрицания всего мира культуры и цивилизации, из возврата к неестественной простоте бедного, грубого и не имеющего потребностей человека, который не только не возвысился над уровнем частной собственности, но даже и не дорос еще до нее.
Для такого рода коммунизма общность есть лишь общность труда и равенство заработной платы, выплачиваемой общинным капиталом, общиной как всеобщим капиталистом. Обе стороны взаимоотношения подняты на ступень представляемой всеобщности: труд — как предназначение каждого, а капитал — как признанная всеобщность и сила всего общества…
Таким образом, первое положительное упразднение частной собственности, грубый коммунизм, есть только форма проявления гнусности частной собственности, желающей утвердить себя в качестве положительной общности» (выделено мною. — С. К-М).
Эта изощренная марксистская конструкция является квинтэссенцией антисоветского кредо меньшевиков в 1917–1921 гг. и интеллектуальной команды Горбачева и Ельцина в конце 80-х и начале 90-х годов XX века. Согласно идеологии перестройки, советский коммунизм был выражением зависти и жажды нивелирования, он отрицал личность человека и весь мир культуры и цивилизации, он возвращал нас к неестественной простоте бедного, грубого и не имеющего потребностей человека, который не дорос еще до частной собственности. В общем, советская община (всеобщий капиталист) была лишь формой проявления гнусности частной собственности — гораздо худшей, чем на Западе. Антисоветским идеологам Горбачева и Ельцина не пришлось ничего изобретать, все главные тезисы они взяли у Маркса почти буквально.
Более того, даже сегодня ортодоксальные марксисты опираются на концепцию «грубого уравнительного коммунизма» в своем отрицании советского строя. Вот, A.B. Бузгалин и А. И. Колганов призывают граждан России не жалеть об утрате советского строя. Замечательна логика их рассуждений: «Мы живем в стране, которая не просто сократилась на треть, но стала полуколонией, потеряла самостоятельность и уважение в мире. А ведь при Сталине СССР не только выиграл Мировую войну, но и стал второй сверхдержавой, которую боялись во всем мире! И главное, чем притягателен сталинизм: памятью-мечтой об эпохе, когда народ был защищен государством, имел гарантии (жилища и работы, зарплаты и пенсии, образования и медицинского обслуживания)… Тем самым, сталинизм объективно становится не вызовом будущего, а ностальгией по прошлому и в этом смысле возрождающимся в XXI веке подобием «реакционного социализма», описанного еще в «Манифесте коммунистической партии» (я настойчиво советую моим молодым коллегам перечесть соответствующий раздел и сравнить державно-государственнические, патриархально-феодальные интенции того «социализма» и сталинизма».
Замечательна логика этих рассуждений. Победить фашизм в Отечественной войне, жить в независимой стране под защитой сильного государства, иметь надежные социальные гарантии — все это «реакционный социализм», ибо так сказано уже в «Манифесте коммунистической партии» Маркса и Энгельса. Такой строй не должен быть притягательным для «молодых коллег».
Представление, согласно которому советская ветвь русской революции была неправильной, развивающее идеи Плеханова и меньшевиков, поначалу не было проникнуто антисоветизмом, до прямых выводов об уродливости советского строя не доходило. Но основа для такого вывода закладывалась уже в 60-е годы. Вот, Э. В. Ильенков, выдающийся советский философ-марксист. Он пишет: «Система идей, именуемая «марксизмом», — это естественно созревший результат развития традиций «западной культуры», или, если быть совсем точным, — западноевропейской цивилизации… [Россия] была интегральной частью «западного мира», и революция 1917 года была вынуждена решать типично «западную» проблему». По мнению Ильенкова, «отрицательные явления», т. е. искажения правильного хода революции, были вызваны в России остатками «добуржуазных, докапиталистических форм регламентации жизни, [что] как раз препятствовало здесь утверждению подлинных идей Маркса».
Ильенков высказывает парадоксальную мысль, но как нечто простое и очевидное. С одной стороны, подлинные идеи Маркса вроде бы утвердились только в России (как интегральной части «западного мира», об Азии речь не идет). С другой стороны, в России утверждению этих идей препятствовали «остатки» добуржуазных форм, и потому идеи Маркса и правильный ход революции были искажены. Выходит, не искажены они были именно там, где вообще не утвердились! Ну и диалектика. Во-вторых, само утверждение, что Россия есть часть Запада и потому «революция 1917 г. была вынуждена решать типично «западную» проблему», противоречит тому, что мы знаем о России, Западе и русской революции. Кому как не марксисту это знать — буквально от самих Маркса и Энгельса.
С середины 80-х годов в политизированном советском обществоведении возник целый жанр, который можно назвать «антисоветским марксизмом». До этого именно на основе «антисоветского марксизма» действовал еврокоммунизм. Перестройка началась с того, что вся горбачевская рать стала твердить о «неправильности» советского строя — «казарменного псевдосоциализма, опирающегося на тупиковую мобилизационную экономику».
В изданной в 1998 г. по материалам прошедшей в МГУ конференции книге «Постижение Маркса» в статье «Драма великого учения» (в общем, статье антисоветской) В. А. Бирюков верно констатирует: «Очередным парадоксом в судьбе марксизма стало широкое использование многих его положений для идеологического обоснования отказа от того социализма, который был создан в десятках стран, для перехода от социализма к капитализму в конце XX века. Закон соответствия производственных отношений уровню и характеру развития производительных сил, экономический детерминизм, закономерный характер развития общества в форме прохождения определенных социально-экономических формаций, марксистская трактовка материальных интересов как движущей силы социальных процессов и многое другое из арсенала марксизма было использовано для идеологической подготовки смены одного строя другим».
Антисоветским идеологам, выступающим под знаменем марксизма «в защиту интересов трудящихся», не составило труда выбрать у Маркса достаточно изречений, чтобы сформировать целую концепцию, доказывающую, что якобы советский строй — ухудшенный вариант капитализма и что «революция должна быть продолжена». Особый упор делался как раз на предупреждения Маркса о том, что в ходе антибуржуазной революции есть опасность трансформировать капитализм в «казарменный коммунизм», в котором место капитала займет государство, а класс бюрократов займет место владельцев частной собственности.
