Судя по голосу, у него имелся некоторый опыт.
— Я тебя правильно вчера поняла: есть свидетельства, что у Раптора в правительстве свой агент?
— Да.
— Что, если это один из сенаторов надзорного комитета? У него были бы все основания не дать нам выполнить задание, раз в результате выполнения обнаружилась бы его связь с Раптором.
И если я права, то мы имеем дело с одним из самых мерзких в мире подонков.
— Говори дальше, — поддержал меня Вайль.
Я пожала плечами.
— Не могу представить себе никого другого, кто знал бы, что мы здесь, имел бы доступ к твоим запасам крови и мог бы знать о твоей фобии насчет змей.
— Я никому никогда о ней не говорил, кроме тебя.
Правда? Ничего себе!
— Нет, но любой, кто читал твои рапорты, мог как-то, ну, между строк прочесть, если у тебя когда-нибудь было задание, связанное со змеями. Я не знаю, я сейчас просто наугад говорю.
— Нет, — сказал он тихо, глядя в стену, будто туда невидимый киноаппарат проецировал страшные воспоминания. — Было одно задание в тысяча девятьсот тридцать девятом. Тот… то отвращение, которое я испытываю, связано с тем делом непосредственным и очевидным образом.
Я ждала. Он ничего не добавил, и я не стала спрашивать, но крепко подумала насчет покопаться в его досье. Оно ведь все еще у Пита на столе?
Перед нами очень неприятная проблема, Вайль.
— На самом деле две.
— Да?
Он опустился на диван, и вид у него был безрадостнее, чем у ракового больного.
— Одна — что меня пытаются убить. Вторая — мне теперь необходимо найти источник свежей крови.
Это я знала. Сидя друг напротив друга, мы думали одно и то же. Никто из нас не хотел говорить это вслух, но деваться было некуда. Начала я:
— Так какие у нас есть варианты?
— Мало какие. — Вайль сделал глубокий вздох, конвульсивно сцепил руки. Никогда не видела его таким взволнованным. — Охотиться я не могу, я… я дал обет. — Он покосился на меня: — Я понимаю, что для тебя это звучит глупо и старомодно…
— Отнюдь нет. Естественно, охота не рассматривается — мы хорошие, а не плохие.
У Вайля дернулись губы.
— Ладно, — поправилась я, — мы идем по тонкой грани между хорошим и дурным. Но не похищаем детей и не взрываем дома, и потому я говорю, что если мы и блуждаем, то по эту сторону добра.
— А значит, налет на банк крови тоже не годится.
— Согласна. — Нет, ну до чего же мы рассудительны, а? Мы, «призраки» из спецслужб, всегда бываем такими, когда альтернативой служит бездумная паника. — Так что мы можем сделать?
— Я могу найти добровольного донора. Вампиры их обычно привлекают. В этих краях я знаю одного, к которому мог бы обратиться.
Так, приятель. Куда это ты шлялся, когда я не смотрела?
— Ты установил контакт? Вот недавно?
Если бы сейчас ему хватало крови, он бы покраснел.
Вайль старался не смотреть мне в глаза и ежился так, будто я его поймала, когда он подкладывал лягушку в ящик учительского стола.
— Я… ну да. — Он выпрямился и посмотрел мне в глаза — наверное, вспомнил, что не должен никому давать отчета, уж тем более мне. — Сейчас я не готов это обсуждать, — сказал он, и взгляд его смягчился. Неужто у меня был такой обиженный вид? — Я тебе потом расскажу, когда будет время.
— Откладываешь до самолета домой?
Он кивнул, чуть приподняв уголки губ.
— Да. Тогда я тебе все объясню без утайки.
Может быть. Слово «все» давало мне возможность задавать вопросы про чертову уйму вещей. Одно, в чем я была уверена: после всех этих покушений на нашу жизнь я как-то не вижу для себя возможности болтаться возле запертой двери, не зная, что там внутри. А что, если этот добровольный донор — как раз элемент второй волны нападений? Я высказала свои тревоги вслух. Вайль сперва не разделял мою точку зрения, но я продолжала настаивать:
— Вайль, будем логичными. Мы с тобой — двое самых законспирированных агентов на земном шаре. И все-таки наш преследователь нашел нас на хайвее, добрался до твоего багажа и испортил запас крови. Это кто-то из тех, кому мы доверяем.
Мы посмотрели друг на друга. Мне не надо было ничего говорить — он сам знал, какие у него остались варианты.
— Я не стану. Не могу…
— Почему?
Он посмотрел на меня долгим взглядом, шевеля желваками на скулах, будто прожевывая те слова, которые должен сказать, размалывая коренными зубами, чтобы убрать острые края.
— Жасмин… — Он запнулся, подумал минуту и начал снова: — Я не знаю, что после этого с нами будет. Ты встанешь на путь, который может привести тебя к вампиризму.
— Нет, если ты не выпьешь меня досуха. И если я не стану пить твою кровь.
— Ты права. Но так как у тебя есть Чувствительность, ты можешь перемениться, и почти наверняка переменишься. — Очевидно, у меня сделался озадаченный вид, потому что он попытался объяснить. — Тот вид… соединения, который ты предлагаешь, — он не односторонний.
— Так что ты имеешь в виду? В оттоке, который пойдет от тебя, будет магия?
Натянутость вокруг глаз Вайля чуть ослабла, и на правой щеке нарисовалась ямочка.
— Можно и так сказать.
— Что может со мной случиться?
Вайль откинулся на спинку дивана, я села рядом.
— Никогда не делал такого с обладателем Чувствительности, так что предсказать не берусь.
— Может получиться так, что я смогу летать? — спросила я.
Он встрепенулся:
— Что?
Мне стало слегка неловко, но я решила, что время щадить собственное самолюбие для меня давно миновало.
— Я всегда хотела летать, — созналась я застенчиво, — как Супермен, только без этой смешной одежды.
— Это не…
— А суперменская сила? Чтобы если я кого-нибудь швырну, летел через всю комнату?
— Это дело серьезное! — Вайль впился в меня взглядом. Два обсидиановых камня были готовы похоронить меня под мощной лавиной, и это меня возмутило. Я этому типу предлагаю спасти жизнь, если смотреть в корень, а он в ответ только угрожает мне своими метафорическими булыжниками. — Ты просто не понимаешь, Жасмин. Мы двое соединим свои сущности на очень глубинном уровне. Я лично не берусь предсказать исход. Даже риск оценить невозможно!
Больше всего на свете мне хотелось взять его за грудки и потрясти так, чтобы зубы застучали, но я передумала, трезво оценив последствия.
— Вайль, а ну успокойся! Черт побери, ты становишься очень раздражительным, когда голоден!
