— Угу!
— И вот я думаю, Клим… Читал же все это и Гитлер… И что он мог о нас думать? И что чувствовать? Он только-только армию поднимает, ему надо решать важнейшие национальные проблемы, которых без сильной армии не решить — Рейнская область, Саар, аншлюс, Судеты, Данциг, Мемель и еще целая куча, а тут видный русский генерал уже зубы на Германию точит…
Сталин остановился, махнул рукой, поправился:
— Хорошо, допустим, не зубы точит, а заявляет, что немцы зубы точат на нас… А какая разница? Главное, русские заранее видят в немцах врагов, вот что он в такой статье мог увидеть.
— Хотя между немцами и нами тогда были поляки, — заметил Ворошилов.
Сталин же, как будто не слыша его, спросил:
— И кому все эти писания Тухачевского были выгодны?
— Троцкому, — не задумываясь отрезал Ворошилов. И тут же уточнил: — Ну и, конечно, Франции и Англии…
— Вот то-то… Ты знаешь, что сказал Черчилль первого октября прошлого года в палате общин?
— Это уже после заключения нашего договора с немцами, выходит?
— Да. И после этого, и после того, как мы вошли в Западную Украину и Западную Белоруссию… Ты о линии Керзона помнишь?
— Ну как же…
— Так вот, Клим, Черчилль заявил: «То, что русские армии должны были находиться на этой линии, было совершенно необходимо для безопасности России против немецкой угрозы»…
— Вот гад, как закручивает! — восхитился Ворошилов. — Грубо, но намек понятен — мол, вы, русские, все равно с нами должны быть, а не с фюрером…
— Да, намек прозрачный, хотя рыбку господин Черчилль хотел бы ловить в мутной водице, — согласился Сталин…
Он раскурил трубку, Ворошилов достал из кармана папиросы, и по кабинету поплыли, смешиваясь, два дымка…
— А вот еще… — махнул рукой с трубкой Сталин, — в мае прошлого года наши агенты в Лондоне сообщали, что в тамошнем МИДе…
— Это еще до того, как я с адмиралом Драксом коньяк распивал? — ухмыльнулся Ворошилов…
— До того, до того… — подтвердил Сталин. — Так вот, там был подготовлен меморандум с рекомендацией заключить с нами какое-то, пусть плевенькое соглашение, чтобы… — Сталин поднял палец, — попытаться вовлечь в войну и Советский Союз, с тем, чтобы он не остался невредимым, в то время как Англия и Германия будут превращены в руины…
Сталин внимательно посмотрел на маршала, а тот вновь ухмыльнулся:
— А что — они нашу выгоду понимают правильно!.. Чего нам соваться в эту драку? Выгоднее со стороны посмотреть! Пусть они друг другу чубы надирают…
— А выгоднее ли?
— Не пойму тебя, Коба! Говорю тебе — пусть они друг другу нюх чистят, а мы — знай, трубку покуривай, — Ворошилов махнул рукой в сторону знаменитой трубки, в данный момент оставленной хозяином на краю стола и сиротливо выпускавшей сизоватую ароматную струйку…
— Эх, Клим, я и сам так думал…
— Ну вот!
— Вот, да не тот!
— Почему?
— А потому, что нам нужен мир.
— Ну, нужен.
— А Западу нужна война.
— Да уж…
— Значит, Запад — враг мира, а значит, и наш враг.
— Согласен.
— А Германия воюет с Западом… Так не лучше ли поддержать Гитлера против Запада?.. Поддержать всерьез!
— А он потом по нам жахнет!
Сталин взял трубку, затянулся, прищурился, потом ответил:
— Вот над этим и надо подумать… У Гитлера-то тоже планы по мирному обустройству большие… Немцы уже перед войной имели самый высокий уровень жизни в Европе… Им мир тоже нужен…
— Да и нам бы еще пару пет — и возьми нас, попробуй! — согласно вздохнул Ворошилов…
Потом он откровенно полез пятерней в затылок…
— Да-а-а, Коба! Это ты загадку загадываешь почище тех, что в Гражданскую решали… Ты что — фюрера в строители коммунизма переагитировать собрался?
— В строители, не в строители, но я сейчас перечитываю все донесения тех наших работников, которые с ним контактировали, и мысли возникают занятные… Один разговор с Хинчуком весной 33-го чего стоит…
Сталин посмотрел на ровно светящую люстру, опять прищурился и задумчиво произнес:
— Да и с ратификацией протокола к Берлинскому договору он все в 33-м быстро провернул… Может, и вправду дружить хотел… Да вот «Папаша» подгадил…
— Если бы один «Папаша»…
— Да… Партийных «родственничков» ему под стать у нас с тобой хватало…
Ворошилов вздохнул и опять повинился:
— Говорю же — я и сам мог быть поумнее… Да и ты…
— Вот то-то…
НАЗАВТРА Сталин вызвал бывшего полпреда в Берлине Мерекалова… Был у него и Молотов…
— Товарищ Мерекалов, расскажите подробнее, как вас там Гитлер обласкал?
— Вы имеете в виду, товарищ Сталин, новогодний прием 39-го года? — решил уточнить Алексей Федорович.
— Да… Ведь вы там, если не ошибаюсь, говорили один на один в буквальном смысле слова — без свидетелей?
— Говорили… Хотя я знаю немецкий неважно, Гитлер говорил со мной без переводчика… Я бы сказал, демонстративно без переводчика.
— О чем?
— Честно говоря — ни о чем важном… Прием был 12 января в новой имперской канцелярии. Я на особое внимание рассчитывать не мог — отношения у нас с немцами были, мягко говоря, прохладными.
Сталин посасывал трубку, слушал, а Мерекалов, вспоминая события полуторагодичной давности, все более оживлялся:
— Гитлер произнес речь, где нахваливал Мюнхенское соглашение, потом начал обходить ряды дипломатов, раскланивался. И вдруг остановился около меня, любезно поздоровался и начал разговор.
— О чем?
— Вначале о том о сем… Спросил о житье в Берлине, о семье, потом — о моей поездке в Москву… Дал понять, что знает о моем визите в Москве к Шуленбургу…
— А потом?
— Потом пожелал мне успеха, распрощался и продолжил обход.
— То есть ничего особо серьезного не было?
— Нет, я же сразу обо всем доложил в Наркоминдел…
— А вот в западной прессе сразу раструбили, что вы были центральной фигурой дипломатического приема, что взгляды всех были прикованы к вам двоим. И чем дольше длилась беседа, тем более всеми овладевало любопытство, сильнее становилось затаенное волнение…
Сталин прервался, взглянул на Молотова и опять продолжил цитировать на память — как будто газетный лист перед собой держал:
— Все теснились вокруг русского, как пчелы вокруг меда. Каждый хотел знать, что ему сказал фюрер… Но русский отделывался общими фразами… Было?
