И если уж чем до кровавых синяков и ушибали русскую душу — так это идиотизмом правителей, абсолютно недостойных этой русской души.
Да, веками терпеть их и долго видеть в институте самодержавия национальную ценность нас приучила действительно «география», но не как фактор пространственный, а как фактор исторический… Руси пришлось принять на себя поток, хлынувший на нее из Дикой Степи, и ослабить его так, что до Европы докатились лишь сглаженные его волны…
С этого и пошло…
Еще в XI веке русские верховные вожди по праву первого среди равных роднились с верховными вождями Европы. Киевский князь Ярослав Мудрый выдавал своих дочерей: Настасью — за короля венгерского Андрея, Елизавету — за короля норвежского и шведского Гаральда, Анну — за французского короля Генриха.
И до Ярослава, и — какое-то время — после него это было для Киевской Руси стандартной практикой, как много позднее родство с царствующими домами Европы стало обычным делом для России послепетровской.
Получить блестящую, образованную русскую княжну Ярославну в жены было для неграмотного французского Генриха честью… Уже в 1715 году, когда Петр был в Париже, ему показали в Реймсском соборе коронационные атрибуты французской короны. Была там и некая старинная священная книга, написанная на неизвестном французам языке, на которой по традиции присягали французские королевы.
Петр взял ее в руки и, ко всеобщему изумлению, начал… свободно читать ее — старорусскую «Псалтирь», привезенную в захолустный Париж XI века русачкой Анной из стольного града Киева…
А к середине XIII века ситуация полностью изменилась. Русские великие князья и женились только на «своих», на русачках, и дочерей далее Руси замуж не выдавали. Невысокой цены приобретением стала русская княжна, ибо невысоко стояла в глазах Запада Русь.
Мы получили татарщину как результат удельного разобщения русских земель после смерти Ярослава. Мы избыли татарщину — как иго, став под объединяющее Русскую землю знамя Москвы, знамя централизации…
Но избыли ли мы татарщину как духовное наследие трех черных веков, в которые она длилась?
В своем поразительно интересном труде «Китайцы в Уссурийском крае» Владимир Клавдиевич Арсеньев написал горькие строки:
«…Китайцы не живут одиночно, а по несколько человек. Даже там, где собирается их двадцать и тридцать человек, нет ссор или они бывают крайне редко. На другой день после ссоры те же китайцы работают опять вместе с таким видом, как будто они и не ссорились.
В этом отношении русские переселенцы представляют полную противоположность китайцам. Где соберутся их три или четыре человека, так на другой уже день начинаются ссоры, и вслед за тем начинается умышленная потрава пашен друг у друга. Сколько на моих глазах… рухнуло артельных предприятий только потому, что компаньоны их ссорились между собою и не доводили дело до конца!»
На глазах Арсеньева рушились артельные предприятия… А на наших глазах и при нашем глупейшем поведении рушится — нами же, нашими ссорами, великий Советский Союз…
Что обидно — Арсеньев написал о русских людях невеселую, однако — правду. Правду о том, что русские, увы, нередко ведут себя так, что могут быть названы народом неумных индивидуалистов. Но ведь Арсеньев — тоже глубоко русский человек. Однако он был убежденным коллективистом.
Собственно, если бы среди русского народа не было множества таких же убежденных, прирожденных коллективистов Иванов и Марий, то великая Россия просто не состоялась бы!
Однако татарщина сильно исковеркала все же русский национальный характер. Зато татарское иго заставило русских ценить централизацию власти, обеспечивающую внешнюю безопасность.
Привыкнув ценить сильную власть и подчиняться ей, русский народ с годами привык и вообще подчиняться власти. А всевластная власть не всегда уже была и сильной, и полезной для будущего России. Ко второй половине XIX века она все чаще проявляла себя как фактор не столько национальный, сколько антинациональный… И наиболее ярко это проявилось в XIX веке в факте продажи Русской Америки.
Уже не державные государи, а царственные баре Романовы преступно пренебрегли вековыми усилиями подлинно могучего и национального движения русских к великому и прочному геополитическому будущему!
Сила и величие Москвы возникали на базе идей объединения и централизации. И поэтому даже допетровская Русь и ее вожди были в конечном счете в геополитическом отношении состоятельными. Умница Петр — это умница Петр, и этим сказано все.
Екатерина Великая навечно соединила две эпохи — свою и петровскую, не только простой надписью «Петру I — Екатерина II» на фальконетовом «Медном всаднике», но и общим отношением к России. Петр перед Полтавой говорил: «Не за Петра, но за Отечество, Петру врученное…» Екатерина называла Россию «Вселенной».
Промелькнувший в истории Павел, его колеблющийся сын Александр и неколеблющийся сын Николай правили Россией как могли…
Александры Второй и Третий, а особенно — Николай Второй, Россией уже, собственно, не правили — ею все более правили ее внешние долги и те, кто Россию в эти долги ввергал…
Советская Россия — пусть и не сразу — восстановила геополитическую целесообразность в русской внешней политике. Увы, во время брежневщины по мере формирования «пятой колонны» наша внешняя политика — в том числе и в отношении Дальнего Востока — тоже утрачивала здравомыслие, широкий взгляд и ответственность за Отечество.
Расширившись за века до естественных пределов и утратив затем такой важный геополитический бастион, как Русская Америка, Россия должна была сосредоточиться на внутреннем развитии, обеспечив внешней политикой мирные условия для него… Вместо этого цари и «випи» потащили нас на Балканы, в Маньчжурию и в Восточную Пруссию.
А «пятая колонна» в СССР втягивала нас в хрущевско-брежневский «экспорт революции и социализма», бездарным логическим завершением которого стал Афганистан.
Сегодня перед нами стоит задача уже не расширения, а нового собирания Российского государства.
И это — наша задача!
И ПОСЛЕДНЕЕ…
Автор в процессе работы, а читатель — в процессе чтения познакомились или заново увидели десятки выдающихся русских людей в их лучших качествах первопроходцев, тружеников и патриотов.
Американец Бернард Пейтон, добравшись в Россию из Сан-Франциско через Кантон, Калькутту, Александрию и Лондон, писал летом 1856 года жене о России, формально — уже России Александра Второго, но фактически — еще николаевской: «Эти русские — как они медлительны! У них нет никакого представления о ценности времени»…
Но в те же годы француз Эдмонд де Айи восхищался умением и распорядительностью героев забытой ныне обороны Петропавловска- Камчатского в Крымскую же войну — генерала Завойко и командира фрегата «Аврора» капитан-лейтенанта Изыльметьева. Де Айи сравнивал их с ценившим время адмиралом Нельсоном и восклицал: «Как восхитительно их умение пользоваться временем!»
