Он окончательно устанавливает над этими землями неотъемлемую юрисдикцию русской короны…
УВАЖАЕМЫЙ читатель! Я не имел возможности, да и времени, детально проанализировать — да еще и со сверкой хронологии и последовательности многих событий — все последнее «александровское» пятилетие… В чем перед тобой и винюсь.
Однако уверен, что не ошибусь, если скажу, что «американский» Указ Александра был пиком его тогдашней внешней политики.
Возможно (и даже — скорее всего!), он был пиком вообще всей его внешней политики — во всяком случае, в психологическом отношении!
Да и только ли в психологическом, если отдавать себе отчет в потенциальном значении этого Указа?
Успех в Отечественной войне 1812 года был успехом, собственно, Кутузова. Царь не мог этого втайне не понимать, да и вынужден был это публично признавать.
А вот Указ от 4 сентября 1821 года — это был его личный триумф! Ведь РАК была детищем не только Шелихова, Булдакова, Баранова… Она была и его детищем! Он тоже вложил в нее не только капиталы, но и душу!
Недаром же он принял на себя половину расходов по плаванию Крузенштерна!
Лишить Российско-Американскую компанию гордого права принять на себя одну половину он не мог. Однако он не мог и не захотел отказать уже себе в гордом праве зримо поддержать авторитетом русского монарха право России на добытую потом и кровью ее сынов часть Русской Америки!
Русской!
За двадцать пет она действительно стала Русской… Русские там укреплялись и стояли прочно. Но туда же настойчиво стремились и англосаксы, хотя юридически Аляска ничем фактически не отличалась от Чукотки или Рязани…
Закончились первые славные двадцать русских «американских» лет, истекали привилегии и полномочия РАК по управлению русскими владениями в Америке.
Пришло время их продлить…
И вот теперь, в начале нового двадцатилетнего мандата РАК, он, император и самодержец Всероссийский, Московский, Киевский, Владимирский, Новгородский, царь Казанский, царь Астраханский, царь Польский, царь Сибирский, царь Херсониса Таврического, царь Грузинский, государь Псковский и великий князь Смоленский, Литовский, Волынский, Подольский и Финляндский, князь Эстляндский, Лифляндский, Курляндский и Семигальский, Самогитский, Белостокский, Карельский, Тверской, Югорский, Пермский, Вятский, Болгарский и иных; государь и великий князь Новагорода
Низовские земли, Черниговский, Рязанский, Полоцкий и прочая и прочая и прочая (в том числе и «всея Северныя страны повелитель») Указом об объявлении зоны Берингова моря внутренними российскими водами совершал акт величайшего державного и геополитического значения!
Не в одном праве русских на котиков и бобров в этом море было тут дело! Ну что ему было до тех котиков?!
Нет, он совершал, если вдуматься, величайший акт не только своего царствования, но и открывал новую волнующую страницу в книге великой будущности России! Он логически и юридически завершал (и завершал державно, достойно!) дело, начатое Петром, продолженное Екатериной и…
И — его отцом, так трагически преданным сыном!
Уж не знаю, но думаю, что, подписывая этот Указ, он был подлинно велик и, возможно, впервые в жизни счастлив именно как государь, как Всероссийский верховный вождь!
И не мог он, изощрившийся в политических комбинациях в Европе и исправлявший должность монарха великой державы уже двадцать (!) очень неспокойных лет, не понимать, что против него не могут не ополчиться именно англосаксы!
Ну и что!
Англосаксы стравили его с Наполеоном, сорвали его союз с ним и все более перли к власти над миром! Они нагло и нахально лезли в его законные владения, а при этом на всех углах и во всех закоулках разглагольствовали о законах, о справедливости!
Так вот же, он им покажет, что он — в своем праве!
И вот, после всего этого вместо обеспечения великого тихоокеанского будущего Российской державы Александр был вынужден пойти на бесславный, конфузливый отказ от него…
Летом 1822 года пришлось вместо расширения прав России в Америке поручать Полетике проведение переговоров об умалении их… Тайные внешние силы, с которыми он иногда контактировал очень тесно, оказывались сильнее его.
Надлом рос…
Возможно, именно им, а одновременно — и внутренним, тщательно скрываемым возмущением этими обстоятельствами объясняется то, что именно летом двадцать второго года, 1 августа, он в рескрипте на имя управляющего Министерством внутренних дел графа Кочубея повелел:
«Все тайные общества, под какими бы именами они ни существовали, как то масонских лож или другими, закрыть и учреждение их впредь не дозволять: всех членов этих обществ обязать, что они впредь никаких масонских и других тайных обществ составлять не будут…»
Александр знал явно многое — в том числе и о том, из чего вскоре составится выступление декабристов. В 1823 году он отставляет и Кочубея, масонского функционера, и еще ряд сановников-масонов…
Но сил и уверенности это ему не прибавляет.
КОНЕЦ 1822 года он провел, как мы знаем, в Вероне, на четвертом и последнем дипломатическом конгрессе Священного союза, проходившем с 20 (по новому стилю) октября по 14 декабря. Историки сообщают, что там он необъяснимо часто и странно уединялся, был меланхоличен, чем удивлял Меттерниха и даже вроде бы признавался тому, что хотел бы отречься…
Еще бы! Ведь уже тогда ему пришлось аннулировать свой «американский» Указ, Пален и Полетика вели невеселые переговоры с янки, а Веронский конгресс как раз и был посвящен делам «американским».
Англосаксы — идеологи убийства его отца, готовились торжествовать еще раз… И в Южной Америке, и в Северной.
«Знаток России» Адамс-младший уже готовил для президента Монро «его» послание конгрессу, и идеи этого послания уже витали над Вероной и над царем.
Надлом разрастался и подходил все ближе к сердцу…
Возможно, именно с досады на все происходящее он и поддался тогда на провокацию Шатобриана.
И понимал, что ничем путным и конкретным эта затея с испанскими американскими колониями не закончится, но не мог отказать себе в горьком удовольствии хотя бы позлить и попугать англосаксов, хотя бы — призраком новой европейской коалиции уже не против наполеоновской Франции, а против англосаксонского союза…
В 1820 году бездетный средний брат Константин, главнокомандующий Польской армией, женился морганатическим браком на шляхтянке — графине Иоанне (Жанетте, Ирене) Грудзинской, получившей титул княгини Лович.
В манифесте от 20 марта (1 апреля) 1820 года Александр объявил, что члены императорской семьи, вступающие в брак с лицами невладетельной крови, лишаются права на русский престол.
14 января 1822 года Константин в письме брату-императору от своих прав отрекся.
