И что еще не нравилось Илье в язычестве – жертвоприношения, причем наравне с животными на жертвенном камне убивали людей. Неважно, ради высоких целей это делалось или нет, убийство есть убийство. Илья еще мог оправдать убийство врага – противника из другой страны, напавшего с оружием в руках, или убийство разбойника, татя – но лишать человека жизни из-за веры? И вообще – он женатый человек: пора вести оседлый образ жизни, бросать якорь. Избу купить, на службу устроиться или купцом стать, детишек нарожать. Жить на селе и хлебопашествовать – не по нему, характер требовал активных действий.
На покупку избы деньги есть, не растратил то, что у Вышаты забрал. И даже лавку можно купить, товар приобрести на первое время хватит, а то сейчас – как перекати-поле. Марья, правда, недовольства кочевой жизнью не высказывает, куда муж, туда и она – как нитка за иголкой. Но Илья видел, чувствовал – не по душе ей такая жизнь. Своего угла хочется, спокойствия, впрочем – как и любой нормальной женщине. Однако он понимал и то, что с этим придется повременить до весны. Илья слово Макоши дал и сдержит его, поможет волхву в последний раз. Была неудача в Суздале, и ее можно списать на случайность. Второй раз, в Новгороде – это уже закономерность. Но если и в Ярославле бунт закончится тем же – все! Тогда распрощается с волхвом Илья, семейной жизнью займется. Живут же другие – тот же Бокуня. Торгует, на жизнь зарабатывает, никакой князь ему не указ, и соглядатаи княжеские или воеводы его не разыскивают. А что до экстрима, так Бокуне схватка с волчьей стаей надолго запомнится.
Приняв важное для себя решение о дальнейшей жизни, Илья успокоился, обрел душевное равновесие, поскольку поставил перед собой цель. Он даже город себе для жительства подобрал – Псков. Там он еще не был, никому не насолил, врагов не приобрел. И город к Ростово-Суздальскому княжеству не относится, в нем разыскивать Илью не будут.
Постепенно стало теплеть, день удлинился, солнце уже реже пряталось за тучи. Через месяц снег стал днем подтаивать; ночью его прихватывало морозом, и образовывался наст. Обозы, кому надо было срочно, передвигались по ночам – торопились торговые люди вернуться в отчие края. Еще две седмицы – и дороги развезет, непроезжими станут. Тогда все, движение замрет надолго – на месяц, пока дороги не просохнут и реки не вскроются. Да и когда лед сойдет, судоходство не сразу наладится – половодье, когда по рекам мусор несет, а то и деревья поваленные. Столкновение с таким «топляком» грозит повреждением обшивки и гибелью судна, команды и товара.
Постояльцев на постоялом дворе убавилось, а вскорости и совсем не будет.
Илья чувствовал беспокойство, томление в груди. Высохнут дороги – в дальний путь отправляться придется. Одному – привычно, а с женой – другое дело. Надолго бросать Марью в Ладоге Илья не хотел. В Ярославле на постоялом дворе – опасно, неизвестно, чем бунт обернется. Вдруг погром или опять неудача?
Один он выбрался из Новгорода удачно. В случае, если бы его попытались задержать, он не колеблясь взялся бы за меч. Но его возвращение больше походило на бегство. Струсил? Нет! Но в бою на Горбатом мосту участия не принял, толпу язычников защищать не стал. Единственная польза для древней веры – спас волхва. Да, Борг – жрец на Северо-Западе Руси известный, идут за ним люди. Но он только жрец, своеобразный посредник и толкователь между паствой и пантеоном богов. А кто их хоть раз видел? Да, идолы на капищах стояли, ликом иногда грозные, как Перун. Деревянная фигурка Макоши при Илье всегда, и голос ее он в своей голове слышал. Но ведь не видел никогда, даже в снах. Может, голос – только галлюцинация, бред воспаленного мозга? Мало ли что могло случиться во время переноса во времени? Умом повредился?
А с другой стороны – ведь ее чарами он оказался здесь, а не умер от голода на «Любови Орловой». Получается – существует богиня. Говорят, простые смертные богов видеть не могут. А как же волхв? Он тоже Макошь, Перуна и Велеса не видит? Или ему больше дано?
Вопросов много, ответов нет, да, наверное, и не получит он их никогда. Марье все-таки намекнул, что вскорости они переедут в Ярославль.
– Избу купим? – тут же обрадовалась она. – Так хочется свое жилье иметь, хозяйкой быть, тебе что-нибудь вкусное приготовить.
– Нет, дела у меня в Ярославле.
– С волхвом? – догадалась молодая жена.
– С ним, – кивнул Илья, – но слово даю – в последний раз. Потом в Псков уедем, избу купим и заживем спокойно, как все люди.
– Правда? – обрадовалась Марья.
– Я тебя не обманывал никогда.
Лицо Марьи как-то просветлело – ей хотелось стабильности, покоя. Соседками и подружками обзавестись, о женском поболтать – в Ладоге она жила уединенно и скучно.
Так прошел еще месяц. Снег стаял, но в низинах было еще влажно, грязно. Торговые люди и селяне уже сложили сани в сараи – до следующей зимы, и приготовили телеги. Еще пару недель – и пойдут обозы по необозримым просторам Руси.
Не знал Илья, что Бокуня окажет ему медвежью услугу. Уже и расстались они давно и мирно, а как-то, сидя в трапезной в Великих Луках, живописал он, как от нападения волчьей стаи отбивался. О Ратиборе поведал, воине славном.
Повосхищались собеседники, подогретые пивом, языком в восхищении поцокали, да к несчастью был среди них соглядатай – лазутчик княжества Владимиро-Суздальского, прикормленный Вышатой. Поскольку между усобными и великим князьями дрязги и войны часто велись, шпионажем ни одно княжество не брезговало. В качестве лазутчиков использовались чаще всего купцы, перемещавшиеся по всем землям, а еще – послы, использовавшие, в свою очередь, подкуп местной знати.
Купчина именем Жихарь услышанным заинтересовался:
– А когда это было?
– Да вот под Коляду языческую, тогда в Новгороде Великом волнения были. Язычники на Горбатом мосту и Софийской стороне мятеж подняли.
У Жихаря сразу подозрения возникли – а не о Ратиборе ли речь?
– А как воина звали?
– Ратибор.
Жихарь едва не подпрыгнул на скамье – все в цвет! И Вышата уже не раз о сем человеке говорил.
– Сыскать бы Ратибора! Да живьем его взять! Уж я бы с ним поговорил у ката в подвале! – И глаза загорелись злобным блеском. Видно, насолил этот Ратибор воеводе.
– Да, такие умелые и отважные бойцы не каждый день встречаются, – поддакнул Жихарь и щедро подлил Бокуне пива в кружку, помня: «Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке».
– И я говорю! – Бокуня отпил пива и звучно отрыгнул пивным духом.
– Ну а где вы расстались? В Новгороде?
– Не-е-е-т! – Бокуня покачал пальцем перед носом у Жихаря. – Он со мной до Ладоги ехал, назад возвращался. Живет он там.
У Жихаря на языке много еще вопросов виднелось, но он любопытство умерил, иначе подозрительно будет. Он узнал главное – где находится Ратибор, так ненавидимый Вышатой. За такие сведения от воеводы можно серебряную деньгу получить, не меньше. Не бывает таких совпадений. Имя сходится, а кроме того, Вышата обмолвился – язычник Ратибор. Вот и в Новгороде восстание языческое было.
