— Да сколько я этих капитанов видел! — сказал старшина нараспев. — И всяких там майоров… Они же как? — Последовал новый глоток. — Отбарабанят здесь свое и — в окружное управление. На повышение. Или еще куда… У них и квартирки в городах припасены, и льготы насчет госпиталя, коли хвороба на пенсии прижмет… А мы тут как кувалдой вбитые. Навек. Так что капитана я уважаю, но… Мало ли, в чем задержка? Скажем, собака наколола лапу. Несли, скажем, на руках…
— Так ведь проверят…
— Это да… Тут можно подставиться. Ну, скажем, ты подвернул ногу, вот!
— Почему это я?
— Потому что такой приказ старшего, — возвышая ноты в голосе, произнес старшина, но затем помягчел: — Ладно, пусть я подверну, черт с тобой, трус…
Помолчали, сидя в дикой траве, глядя на рассыпавшиеся по горизонту приземистые горы, на далекие кроны сосен, трепещущие под ветром, гуляющим по бескрайней, насколько хватало взгляда, тайге.
После двинулись дальше. Внезапно старшина остановился. Поразмыслив, сказал:
— Болотина впереди… Пройти, конечно, можно, но раздеться придется — изгваздаемся. Предлагаю — в обход, а там срежем маршрут по диагонали. Даже короче выйдет. Теоретически.
Кирьян равнодушно пожал плечами, поправив ремень автомата. Здешних мест он не знал, полагаясь на опыт старшего товарища.
Углубились в чащобу.
Старшина, следуя какими-то известными ему приметами, лавировал между завалами павших деревьев, прикрываясь плащом, ломился сквозь свисающие ветви, напевая себе под нос нечто бравурное.
Напев задумчиво оборвался, когда у корня вековой сосны пограничниками увиделся чужеродный предмет, происхождения явно искусственного, а именно: клочок бумаги. Это был мятый листок, испещренный иероглифами, вырванный из печатного издания, и весьма целесообразно использованный, ибо рядом с ним в траве высилась внушительная куча дерьма.
— Нарушитель, — констатировал Кирьян тупо.
— Да, это не представитель мирной фауны, — сказал старшина. — Консистенция стула характерного свойства… — Сорвав лист с куста, обернул им уголок бумаги, подняв его с земли, пошевелил губами, будто старался прочесть текст. Доложил Кирьяну: — Видимо, какая-то инструкция, формат карманный…
— И что делать?
— Бумага тонкая, шелковистая, иностранная — точно… — продолжил старшина. — Что же… Надо выполнять долг! Джулия! — Сунул бумагу под нос любопытно потянувшейся к ней собаке: — След!
Овчарка, понюхав печатную продукцию, вздрогнула в рвотном спазме и тут же бросилась в недра тайги. За ней поспешили, спотыкаясь и падая на отгнивших стволах и ветвях, обуреваемые жаждой захватить неприятеля, преследователи в зеленых фуражках.
— Поводок ей прицепи! — хрипел старшина.
— В планшете он, под книгой!
— Наряд у меня получишь, болван! Два получишь!
— А кто команду собаке без поводка давал?
— У, дьявол, чуть глаз веткой не выстеклил!
Этот раздрызганный бег через буреломы, низины и редкие проплеши продолжался, казалось вечность, пока мелькавшая вдалеке черно-рыжим пятном собака не остановилась, грозно рыча, и тут взорам бойцов открылась картина внезапная в своем идиллическом воплощении: на краю небольшой полянки, на цветастой матерчатой подстилке, сидели двое людей с фаянсовыми кружками в руках. Из кружек торчали деревянные палочки. Люди настороженно смотрели на скалившуюся собаку.
Пока Кирьян пристегивал поводок к ошейнику, старшина, дружелюбно покачивая пистолетом, приблизился к нарушителям.
Это были китайцы, пожилые женщина и мужчина, одетые в лохмотья, тяжелую истоптанную обувь, с грязными спутанными шевелюрами и задубленой кожей плоских невыразительных лиц.
Китайцы довольно спокойно перенесли как личный обыск, так и обыск своих котомок, набитых корнями. Из кармана куртки мужчины старшина извлек книжицу в красном переплете, увенчанном золотым тиснением лика китайского вождя. Произнес разочарованно:
— Талмуд ихний… — И укоризненно поведал китайцу: — Что же, ты, братец, так неуважительно с директивами… — Затем, отправив брошюру в планшет, добавил уже в сторону Кирьяна: — Бумага подходящая, не грех и себя побаловать.
Неожиданно китайский мужчина заговорил. Он говорил оживленно, манипулируя руками, и голос его звучал доверительно и дружелюбно, однако стражи границы, пялившиеся то на него, то друг на друга, не понимали ни слова. Уяснив непреодолимость филологического барьера, китаец обратился к языку жестов. Жесты были незатейливы, неторопливы, отчасти откровенно похабны, однако понимались безо всякого труда. Китаец предлагал доблестным воинам воспользоваться прелестями его подруги в обмен на свободу своего дальнейшего передвижения.
Подруга, вдумчиво наблюдавшая за процедурой общения сторон, широко и искренне лучилась всеми морщинами своего подкопченного от костров лица, выказывая явную симпатию оторопевшему статному старшине, задумчиво почесывавшему нос дулом пистолета. Женщине было явно за шестьдесят и ей не мешало бы навестить стоматолога.
— Во, чего удумали… — сказал старшина, сдвинув на затылок фуражку. — А ведь живут в коммунистической стране… Хотя… — Он повернул к Кирьяну мужественное неумное лицо. — С китайской женщиной было бы интересно, как думаешь?
— Сифилис — одно из популярных заболеваний в сельской местности Китая, — поспешил уберечь от греха Кирьян старшего по званию.
— Это, конечно, серьезно останавливает…
Решительно передернутые затворы оружия пресекли договорный процесс, и нарушители, ведомые суровым конвоем и радостной Джулией, тронулись в тайгу. Тут Кирьян заметил некоторую неуверенность в поступи старшины, то и дело крутившему по сторонам головой.
— Чего, сбились? — спросил настороженно.
— Собака сильная, ходкая, напетляла, а мы за ней… — донесся неуверенный ответ. — И солнца сегодня нет, того и гляди — дождь…
— Я дорогу не запоминал…
— Вот и зря, так пограничник не поступает!
— Там просвет какой-то…
— Точно, туда нам…
Они вышли на какую-то неведомую пустошь, волшебно распахнувшуюся перед ними своим безлесым простором, и, словно попавшие в иной мир, увидели вдалеке трактора и множество людей в одинаковой одежде, с лопатами, усердно копавших землю под будущее, видимо, поле.
Переглянулись. Догадка пришла одновременно и страшно: это был Китай! Они — за границей!
Не обменявшись ни единым словом, забыв про своих подопечных, под веселый лай одуревшей от вольного воздуха овчарки, они рванули обратно в тайгу, и лишь в ее тенетах, упав обессиленно в ложбине, начали приходить в себя, с ужасом представляя свое задержание китайскими властями. Теперь им на полном основании могли вменить незаконное пересечение границы с оружием и похищение иностранных граждан с собственной территории под угрозой этого оружия.
