Поколебавшись немного, Стейнз протянул руку и представился:
– Эмери Стейнз.
Уэллс переложил самородок из одного кулака в другой – и мужчины обменялись рукопожатием.
– Может, назовете свою цену, мистер Стейнз? Буду очень признателен.
– Послушайте, – внезапно промолвил Стейнз, – а вы, случайно, не знакомы… Ну, то есть, простите мне, но… вы, часом, не знакомы с неким Фрэнсисом Карвером?
Юноша по сей день знал далеко не все о случившемся накануне его отъезда из Данидина – куда уходил Карвер в тот день, зачем ему понадобилось назваться чужим именем и почему небольшой сундук, в котором не было ничего, кроме пяти самых обыкновенных, ничем не примечательных платьев, обладал в глазах Карвера такой ценностью.
Уэллс заметно напрягся.
– А что? – спросил он разом посуровевшим голосом.
– Вы меня простите, – промолвил Стейнз. – Может, оно несущественно, я просто спрашиваю, потому что… ну, в общем, месяц назад мистер Карвер взял ваше имя… на один только день… и так и не сказал мне зачем и почему.
Уэллс сжал кулаки:
– А этот Карвер, он вам кто?
– Я его почти не знаю, – отозвался Стейнз, отступая на шаг. – Он ссудил мне денег, вот и все.
– Что еще за деньги? Сколько?
– Восемь фунтов, – не утаил Стейнз.
– Что?
– Восемь. Восемь фунтов, – повторил юноша.
Уэллс надвинулся на него:
– Он вам друг, что ли?
– Вовсе нет, – заверил Стейнз, снова отступая. – Позже я выяснил, что он бывший заключенный, что он на каторге отбыл десять лет… да только поздно. Я все уже подписал.
– Что подписали?
– Договор о финансовой помощи, – объяснил Стейнз.
– А он небось мое имя поставил.
– Нет. – Стейнз поднял руки. – Он просто им назвался – вашим именем, в смысле… но я не знаю зачем. Послушайте, мне страшно жаль, что я вас так расстроил…
– Это был он, – объяснил Кросби Уэллс. – Это он украл мои документы. Обманом присвоил все мое состояние в чистом золоте. Настроил против меня мою законную жену. Он отнял мое имя и мои деньги и жизнь тоже попытался отнять – да только фокус не сработал, так? Я выкарабкался. И вот я здесь. Работаю за гроши, с хлеба на воду перебиваюсь, да еще то и дело через плечо оглядываюсь, удара из-за угла боюсь – того гляди с ума сойду. Вот это, – он указал на самородок, – все, что у меня осталось.
– А почему вы не обратитесь в полицию? – спросил Стейнз. – Судя по вашему рассказу, оснований у вас достаточно.
Уэллс надолго умолк. А затем спросил:
– А где он?
– Думаю, что по-прежнему в Данидине.
– Вы уверены?
– Ну, сколько-то, – отвечал Стейнз. – У меня его адрес есть; я должен написать ему, как только обзаведусь своим первым предприятием.
– Вы его партнер! – сплюнул Уэллс.
– Нет. Я ему обязан, вот и все. Он дал мне восемь фунтов, а я в свою очередь должен приумножить его вложение.
– Вы его партнер. Вы на него работаете.
– Послушайте, – запротестовал Стейнз, вновь не на шутку встревожившись, – какое бы зло мистер Карвер вам ни причинил, мистер Уэллс, мне о том ничего не ведомо, равно как и о причинах. Честно. Да если бы я хоть что-то знал, я б ни за что не стал упоминать при вас его имя, верно? Я бы придержал язык за зубами.
Уэллс не ответил ни словом. Некоторое время собеседники внимательно изучали друг друга. Наконец Стейнз объявил:
– Я сделаю, что вы просите. Я отнесу ваш самородок в банк.
Марс в Раке
Глава, в которой Карвер приступает к поискам Кросби Уэллса; Эдгар Клинч предлагает свои услуги, а Анна Уэдерелл укрепляется в своем намерении.
«Добрый путь» переправился через Хокитикскую отмель на высшей точке прилива. Капитану Карверу потребовалось около часа, чтобы провести корабль в устье реки: сразу несколько судов снялись с якоря, и, чтобы подойти к пристани, ему пришлось дожидаться сигнала с набережной Гибсона. У Анны Уэдерелл, одиноко стоящей на палубе, было достаточно времени, чтобы рассмотреть панораму во всех подробностях. Хокитика оказалась не так велика, как ей представлялось, и куда более открыта. В сравнении с Данидином, который запрятался в самом низу длинного рукава Отагской гавани, со всех сторон окруженный холмами, от близости Хокитики к океану просто дух захватывало. Домá в глазах Анны выглядели уныло и заброшенно, и даже гирлянды красных и желтых флажков, натянутые тут и там между крышами и под козырьками прибрежных гостиниц, смотрелись довольно жалко.
Резкое звяканье привлекло внимание девушки к набережной: на причале стоял рыжий усатый детина, размахивая медным ручным колоколом, и кричал что-то на ветер. Он явно рекламировал, но распевный перечень преимуществ совершенно тонул в трезвоне колокола, широкий купол которого легко вместил бы буханку, а язык брякал внутри, массивный и утолщенный, как брусок металла, рождая протяжный, скорбный звук, заглушаемый ветром и расстоянием.
Плавание от Данидина стало для «Доброго пути» первым рейсом под командованием Фрэнсиса Карвера: тот был настолько выведен из строя в результате многочисленных телесных повреждений, нанесенных ему ночью 12 мая, что не смог, согласно расписанию, плыть на «Добром пути» в Мельбурн на следующий день и в результате упустил возможность сообщить капитану Рэксуорти, что судно сменило владельца. Рэксуорти отличался крайней пунктуальностью и не потерпел бы, чтобы судно задержалось с отплытием из-за опоздания какого-то матроса; он вышел в море строго по графику, невзирая на собственную адскую головную боль, а после того, как «Добрый путь» снялся с якоря в Порт-Чалмерсе, Карверу ничего не оставалось делать, кроме как дожидаться его возвращения. Следующие четыре недели он приходил в себя под заботливым присмотром миссис Уэллс, которая на его обезображенное лицо без слез смотреть не могла. Рану зашили; с тех пор швы уже сняли; теперь щеку пересекал уродливый розоватый рубец, толщиной с прядь волокна агавы и сморщенный с обоих концов. Карвер то и дело трогал шрам пальцами и взял в привычку прикрывать его ладонью при разговоре.
По возвращении «Доброго пути» из Порт-Филлипа 14 июня Карвер повстречался с Джеймсом Рэксуорти и сообщил ему, что его пребывание в должности капитана закончилось. Барк продан, и по распоряжению нового владельца, некоего мистера Уэллса, капитаном становится сам Карвер, что дает ему право распустить команду Рэксуорти и набрать свою. Встреча Карвера с его бывшим капитаном затянулась надолго и особой сердечностью не отличалась; отношения накалились еще больше, когда Карвер обнаружил, что из грузовой описи «Доброго пути» удалили некую позицию. Карвер призвал Рэксуорти к ответу; тот только пожимал плечами, – на его взгляд, никакого нарушения правил и протокола в том, что сундук с судна сняли, не было. Ярость Карвера уступила место отчаянию. Он обратился в таможню, и во все транспортные компании на набережной, и во все бордели и ночлежки в портовом районе. Но расспросы ни к чему не привели. Позже тем же вечером, изучив колонку корабельных новостей в «Отагском свидетеле», Карвер обнаружил, что 13 мая, помимо «Доброго пути», порт покинуло только одно судно: шхуна «Бланш», направлявшаяся в Хокитику.
