В это серое холодное утро все полицейские выглядели очень серьезными и растерянными.
Появился плохо выбритый инспектор Юарт: на щеках у него был порез, под глазами виднелись темные круги, а на тонкой сухой коже щек – ссадины.
– Есть новости? – механически спросил его Томас.
– Ничего. – Юарт даже не повернулся в его сторону, избегая смотреть суперинтенданту в глаза.
– Что слышно от Леннокса?
– Пока ничего. Он сейчас работает.
– А как с другими свидетелями?
– Нашел лишь двух. Не очень удачных, – с горькой улыбкой ответил инспектор. – Не так просто объяснить жене или сестре, как это было в деле с Кейлом, что полиция хочет поговорить с мужем только потому, что он может оказатьcя ценным свидетелем убийства в борделе. Можете быть уверены, что теперь Сидни Аллардайсу не придется рассчитывать на хороший ужин дома в течение бог знает скольких вечеров. – В голосе полицейского не было сочувствия – скорее, наоборот, в нем звучало злорадство.
– Свидетели видели кого-нибудь? – Питта интересовало только это.
Юарт медлил с ответом.
– Кого они видели? – настаивал Томас, заподозрив коллегу в том, что тот что-то утаивает. Это его напугало. – Фитцджеймса?
Инспектор медленно втянул в себя воздух.
– Видели молодого мужчину со светлыми волосами, хорошо одетого, среднего роста, – ответил он наконец и бросил быстрый взгляд на суперинтенданта, словно хотел что-то прочесть на его лице. – Но это не обязательно должен быть Финли Фитцджеймс, – добавил он, и в глазах его мелькнуло раздражение. Полицейский, видимо, разозлился сам на себя за столь неосторожную мысль.
– Что ж, ясно лишь одно: это никак не мог быть Альберт Костиган, – заметил Питт, прежде чем за него это сказал кто-то другой. – Видели ли они кого-нибудь еще, входившего в дом или выходившего из него?
– Нет. Во всяком случае, свидетели этого не помнят. Они видели только женщин из этого дома.
– А как насчет соседей, прохожих на улице? Может, там были бродячие торговцы или проститутки из других домов? Кто-то же должен был что-то увидеть!
– Ничего существенного, – раздраженно сказал Юарт. – Я допросил ломового извозчика, разгружавшего телегу в нескольких ярдах от дома. Он видел только прохожих. Никто не входил в дом и не выходил из него. Поговорил еще с парой проституток, с Дженни Мартин и Эллой Бейкер, искавших клиентов. Они никого не видели, кроме мужчины, которого и подцепили. Да и происходило это совсем не рядом с домом. Элла даже не заходила на Мирдл-стрит.
– Кто-то все-таки входил в дом и вышел из него! Не сама же себя прикончила Нора Гаф! – вспыхнул Томас. – Идите и попытайтесь еще раз. Я же наведаюсь к Фитцджеймсу. Думаю, там меня уже ждут.
Юарт издал короткий и недобрый смешок, но тут же повернулся к Питту спиной, испугавшись, что выдаст свои чувства, и снова принялся писать свой рапорт, который отложил, когда пришел суперинтендант.
На Девоншир-стрит Томаса впустил в дом все тот же благожелательный дворецкий, но на этот раз лицо его было хмурым, что, однако, не изменило приятности его черт.
– Доброе утро, мистер Питт, – приветствовал он полицейского, широко открыв перед ним дверь. – Великолепная погода, сэр, не так ли? Октябрь – мой любимый месяц. Как я понимаю, вы хотите видеть мистера Фитцджеймса? Он в библиотеке, сэр, прошу вас сюда.
Больше не медля, слуга повел гостя по вощеному паркету холла мимо картины голландского мастера, на которой была изображена гавань города Дьеппа, пересек еще один небольшой холл и постучал в дверь библиотеки. Не дожидаясь ответа, дворецкий открыл ее.
– Мистер Питт, сэр, – объявил он и, отступив, пропустил гостя.
Хозяин дома стоял перед камином, пустым и холодным. Питт никогда еще не видел Фитцджеймса-старшего стоящим, обычно он предпочитал беседовать с суперинтендантом, не поднимаясь с кресла. Теперь же Томас увидел его во весь рост – с покатыми плечами и явно отрастающим брюшком. На Огастесе был отлично сшитый сюртук, высокий крахмальный воротничок подпирал его подборок, а на длинном узком лице с крупным носом было воинственное выражение.
– Входите, – сказал он приказным тоном. – Я так и думал, что вы наведаетесь, поэтому ждал вас. Сейчас вы мне скажете, что послали на виселицу невинного человека. Или собираетесь заявить, что вчерашнее убийство совершено кем-то другим и среди нас гуляет еще один маньяк? Я угадал?
– Я не собираюсь ничего утверждать, мистер Фитцджеймс. – Питт с трудом сдерживал себя. Редко когда ему так хотелось дать собеседнику самый жесткий отпор. Останавливало полицейского лишь сознание того, как это ему аукнется.
– Жаль, что вы позволили газетам узнать так много, – резко ответил Огастес, широко открыв глаза, в которых была странная усмешка. – Я думал, в ваших интересах сообщить прессе как можно меньше сведений. Это ведь может быть опасным для вас же! Вы еще больший глупец, чем я полагал.
Томас уловил в его голосе нотки испуга. Впервые они звучали так явственно. Понимает ли это сам Фитцджеймс? Не потому ли он так разъярен?
– Я ничего не передавал прессе, – спокойно ответил суперинтендант. – И не знаю, кто это сделал. Но если это работа одной из свидетельниц с Мирдл-стрит, то тут уже ничем не поможешь. Нам теперь остается найти правду и доказать ее, а не сожалеть о том, что люди узнали подробности преступления и о его странном сходстве с первым убийством.
Хозяин дома уставился на гостя. Его явно испугала не только неожиданность такого заявления, но и его жестокая правда. Это заставило старшего Фитцджеймса умерить свою враждебность и подумать о том, где он сам совершил ошибку. Не было смысла тратить время на обвинения того, кто мог или нанести удар, или, наоборот, помочь ему. Эта борьба чувств не могла не отразиться на надменном лице Огастеса.
– Я согласен, что убийство похоже на то, первое, – медленно произнес он, пристально глядя в лицо Питта. – Но я не слышал обо всех подробностях смерти Ады Маккинли.
– Газеты о них не писали, – напомнил Томас.
– Понимаю. – Пожилой джентльмен распрямил плечи. – Кто еще знал о них?
– Кроме того, кто убил ее… – тут суперинтендант позволил себе немного иронии, – знали еще я, инспектор Юарт, констебль, нашедший тело, и полицейский врач, осматривавший его.
– А женщины в том доме?
– Насколько мне известно, они этого не знали, потому что не заходили в комнату убитой.
– Вы уверены в этом? – спросил Огастес, повысив голос и словно на что-то надеясь. – Ведь они были в доме! Возможно, они все-таки видели убитую, а потом говорили о ней… Впрочем, не знаю… – Он раздраженно передернул плечами. – Кого, как вы думаете, они могут подозревать? Возможно, все это подстроено нарочно?
– Зачем? Теперь в этом не обвинишь Костигана, – заметил Питт. – Из всех, кого можно подозревать, он единственный, кто действительно не имеет отношения к смерти Норы Гаф.
