– Что ж, по крайней мере, это снимает один вопрос, – резюмировал Корнуоллис, откинувшись на стуле, и снова взял вилку. – Теперь остается узнать, зачем подкинули вещи Финли Фитцджеймса на место преступления и, разумеется, кто мог это сделать. Эти два вопроса, пожалуй, можно объединить в один. Ответ на первый будет ответом и на второй. Уверен, что оба убийства совершил один и тот же человек.
Он почему-то опять посмотрел на леди Камминг-Гульд и лишь потом на Питта и добавил:
– Мне трудно представить себе, что это проделал кто-то живущий в Уайтчепеле и знающий обеих женщин. Это обязательно должен быть тот, кто люто ненавидит Финли, его личный и очень опасный враг. Что возвращает нас снова к Фитцджеймсам – от этого не уйти.
– Может, это какой-то сговор? – предположила Веспасия и принялась за пирог с почками. Шарлотте особенно удавались кулебяки с поджаристой, хрустящей и очень вкусной корочкой.
Питт и Корнуоллис молча пристально посмотрели на пожилую даму.
– Вы хотите сказать, что один из сообщников убивает женщину, а другой добывает улики и, возможно, подбрасывает их, не так ли? – уточнил Томас.
Сам он в это не верил. Слишком сложно это было, да и опасно. Если бы в убийстве Ады был замешан еще кто-то и Костиган знал об этом, он непременно назвал бы его. Сутенер не пошел бы на виселицу в одиночестве.
Джон не сводил глаз с Веспасии, словно чего-то ждал.
Шарлотта кашлянула.
– Ты что-то хочешь сказать? – спросил ее Питт.
Его жена чувствовала себя чертовски неловко, но деваться ей было некуда. Все теперь смотрели на нее.
– То, что Финли был на вечеринке, еще ничего не доказывает, – медленно сказала молодая женщина и порозовела. Она старательно избегала смотреть на мужа. – Видите ли… на этой вечеринке все были слишком заняты собой и своими развлечениями… Они столько выпили и выкурили… что их показания ничего бы не стоили. Можно было бы прогнать перед ними табун лошадей, и никто из них не был бы уверен, что это произошло на самом деле, а не в их воображении.
– Понятно, – вежливо ответил Корнуоллис, не скрывая своего разочарования. – Однако вы поверили его сестре? Она была достаточно трезва и видела там своего брата?
На этот раз Шарлотта уже не прятала глаза.
– Конечно, – кивнула она. – Таллула была там всего несколько минут. Когда она поняла, что там происходит, она тут же ушла.
– И все это тебе рассказала Эмили? – с невинным удивлением спросила Веспасия.
Миссис Питт растерянно промолчала.
– Понятно, – усмехнулась леди Камминг-Гульд и больше ничего не сказала.
Шарлотта снова опустила глаза в тарелку и принялась медленно и неохотно доедать пирог.
Грейси скрылась в кухне.
– Придется что-то ответить на все эти требования об оправдании Костигана, – наконец мрачно изрек Корнуоллис. – Однако не знаю, в какой степени это зависит от меня, хотя я несу ответственность за судебное обвинение. Вопрос о помиловании решают судья, министр внутренних дел и, возможно, даже королева. Чертовски жаль, что мы не потянули с расследованием еще недельку. Беднягу удалось бы спасти хотя бы от виселицы.
Томас не решался говорить об этом: слишком тяжелым грузом все это лежало на его сердце, да и не ко времени был такой разговор. Без сомнения, этим займутся другие люди, и медлить они не станут.
– Может быть так, что в первом случае виноват был Костиган, а второй убийца лишь скопировал его метод расправы? – спросил Джон, с надеждой глядя на Питта.
– Нет, – не задумываясь, возразил суперинтендант. – Если только это не сделал кто-то из нас, а это просто невозможно. Из всех нас подробности первого убийства знали, кроме меня, констебль Бинс, инспектор Юарт и доктор Леннокс.
Все молча ждали. Помощник комиссара полиции снова напряженно подался вперед. Веспасия положила руки на край стола.
– Бинс, как обычно, нес дежурство на своем участке, когда его внимание привлек человек, в панике покинувший дом в Пентекост-элли, – заговорил Томас, как бы отвечая на непроизнесенный вопрос. – Юарт в это время находился дома, с семьей, а Леннокса вызвали, когда он был у больного неподалеку. Он провел у постели пациента весь этот вечер, пока за ним не послали.
– Кажется, здесь все ясно, – мрачно буркнул Корнуоллис.
Шарлотта поднялась и стала собирать грязные тарелки, хотя некоторые из них оказались нетронутыми. Вместе с Грейси они подали рисовый пудинг с золотистой корочкой, посыпанной мускатным орехом. К нему полагался еще тушеный чернослив.
– Спасибо, – поблагодарил Джон, принимая тарелку с пудингом, но потом поморщился, вспомнив, что разговор еще не закончен. – Кажется, нам ничего больше не остается, как делать хорошую мину при плохой игре и без всяких оправданий или обвинений добывать убедительные доказательства. Не следует пока кого-либо обвинять, но надо продолжать наблюдение за Фитцджеймсом и работать над теми уликами, которые у нас есть в связи со смертью Норы Гаф. Будем вести себя так, будто у нас нет подозреваемых. Питт, мне бы хотелось, чтобы пресса оставила нас в покое, но, увы, боюсь, этого нам не дождаться. Мне кажется, у нас есть враги, и они не упустят возможности нанести нам удар. Я сожалею об этом. – Начальник Томаса казался расстроенным. – Мне хотелось бы гарантировать вам бо́льшую защиту.
Суперинтендант натянуто улыбнулся:
– Благодарю вас, сэр. Я вполне понимаю те огорчения, которые мешают вам это сделать, как мешали бы каждому на вашем месте. В подобных случаях не может быть таких гарантий.
Так оно и было. Питт поговорил с каждым, кто мог ему что-либо сказать о семье Фитцджеймсов, и с каждым, кому они, случайно или намеренно, причинили зло и кто мог помышлять о мести. Он опрашивал людей в частных беседах и официально и немало узнал об Огастесе Фитцджеймсе и его финансовой империи, об истории и способах ее создания. Все говорило о безжалостности этого человека. Для него не существовало понятий дружбы и порядочности, но все его поступки и действия оставались в рамках закона. Свои долги он отдавал в срок, ни днем позже, сам же редко давал деньги взаймы, а если делал это, то требовал возврата в срок всей суммы до последнего фартинга.
Огастес был холодным и бездушным человеком, но умел нравиться женщинам, и в обществе поговаривали о его любовных связях. В своем кругу он не был исключением, поэтому скандалов, а тем более случаев разводов не возникало. Ничья репутация пока не пострадала.
Как и предсказывал Корнуоллис, пресса заняла самую крайнюю позицию. Костиган стал почти народным героем, жертвой некомпетентности и продажности полиции, чьи действия, как теперь открыто говорили, были ошибочными. Имя Питта повторялось очень часто, и кое-кто даже утверждал, что он повинен в подкинутых уликах, на основании которых был повешен Альберт, и что он же утаил улики против другого подозреваемого, человека знатного и богатого, способного купить себе право неприкосновенности.
