Гурни молча опустил голову. Она продолжила:
— Когда мы переехали, я думала, что здесь рай на земле. Такая тишь да красота — сирень и яблони, зеркальный пруд…
— Мэдди, я убью змею, и все это вернется.
Она снова усмехнулась и кивнула в сторону окна.
— Я любила гулять по этому лесу. А теперь он там прячется и наблюдает за мной.
— С чего ты взяла, что кто-то за тобой наблюдает?
— А это не очевидно?! Он положил куклу не куда-нибудь, а в комнату с моим любимым окном, с видом на этот самый лес! Он отлично знал, что именно там я провожу много времени. В другую спальню, через коридор, я не захожу неделями, и он почему-то не оставил в ней куклу! Значит, он наблюдал. Окно прекрасно видно из леса. Окно, у которого я все время сижу и вяжу, — она помолчала и добавила: — Ты отобрал у меня лес, Дэвид. Я больше не смогу спокойно там гулять.
Он исступленно повторил:
— Мэдди, я убью змею. Там снова будет безопасно.
— Ничего подобного, потому что следом за этой змеей ты выкопаешь следующую! В голове не укладывается. Как ты мог навлечь этот ужас на лучшее место в мире?
Вселенная, которая обычно равнодушна к человеческим страстям, внезапно решила поучаствовать в накале, и за сараем завыли койоты.
Мадлен закрыла глаза и опустила ноги на пол, а руки с ножницами сложила на коленях. Затем она откинула голову на спинку кресла и вздохнула, но не с облегчением, а как будто вой, который она раньше слушала просто с тревогой, на этот раз вынул из нее душу.
Когда она наконец заснула, за восточным окном уже светлело. Гурни осторожно забрал ножницы у нее из рук и выключил свет.
Глава 64
Странный день
Он сидел за столом со второй чашкой кофе. Луг был залит солнечным светом. На смену ночной патрульной машине приехала новая. Гурни вышел, чтобы предложить дежурному завтрак, но молодой коп с военной выправкой отказался с отточенной вежливостью:
— Благодарю, сэр, я уже завтракал, сэр.
В левой ноге заныла какая-то мышца. Гурни мучила сразу тысяча вопросов, а ответы ускользали, словно мокрая рыба из рук.
Стоит ли попросить у Хардвика фото Штека из базы данных, чтобы проверить, принадлежат ли отпечатки пальцев тому, кто его опоил? Но вдруг запросы из бюро насторожат кого не надо?
Может, тогда попросить Хардвика или кого-то еще пробить владельца здания? Но даже это может вызвать ненужные вопросы. Могла ли Соня врать, утверждая, что Йикинстил обвел ее вокруг пальца? Как-никак, Соня не похожа на человека, которого легко провести… Стоит ли и впрямь обзавестись ружьем, или вид оружия только сильнее расстроит Мадлен?
Снять номер в отеле, перебраться туда до конца расследования? Но что, если это затянется на несколько недель или месяцев? Или еще дольше?..
Может, позвонить Беккеру, уточнить, как там поиск яхты? Или позвонить в бюро узнать, как продвигается обзвон оставшихся выпускниц?
Появление Флореса в Тэмбери, убийство Джиллиан и Кики, исчезновение выпускниц и коварный розыгрыш в Нью-Йорке — стоял ли за всеми этими трагедиями один и тот же драматург? И если да, то что им двигало: прагматичный злой умысел или безумие?..
Сильнее всего Гурни волновало, почему он так долго не может распутать этот клубок.
Ему тяжело давались даже простейшие задачи — например, решить, стоит ли потратить еще время на размышления, или лечь спать и обо всем забыть, или сделать зарядку, чтобы разгрузить голову. Ум почему-то отвергал любые доводы в пользу того или иного варианта. Даже идея выпить ибупрофен от ноющей ноги встречалась с внутренним сопротивлением. Идти в спальню за лекарством представлялось изматывающим мероприятием.
Какое-то время Гурни задумчиво разглядывал аспарагус, который стоял словно оцепеневший в неподвижном утреннем воздухе. Гурни чувствовал себя безнадежно оторванным от привычного мира. Как тогда, когда первая жена сообщила, что хочет развода. Как тогда, когда погиб Дэнни. Как тогда, когда умер отец. А теперь… Теперь, когда Мадлен…
Слезы навернулись на глаза и размыли окружающую реальность. И тут ему на ум пришла первая ясная и однозначная мысль за долгое время. Такая удивительно простая. Нужно было отказаться от расследования! Он почувствовал облегчение и свободу уже от одной мысли и загорелся желанием немедленно что-то сделать, чтобы воплотить ее в жизнь.
Он пошел в кабинет и набрал номер Вэл Перри.
Включился автоответчик. Гурни хотел немедленно сообщить об увольнении, но понимал, что такие вещи лучше делать лично, поэтому сказал лишь, что хочет поговорить в ближайшее время. Затем он налил себе стакан воды, вернулся в спальню и выпил три таблетки ибупрофена.
Мадлен успела перебраться из кресла в кровать. Она все еще была в одежде и лежала поверх покрывала, но спала. Он улегся рядом.
Когда Гурни проснулся в районе полудня, ее уже не было. Он вскочил, но услышал доносящийся с кухни звук текущей воды и успокоился. Он отправился в ванную, умылся, почистил зубы и переоделся — важные ритуалы, чтобы начать действительно новый день.
Мадлен переливала суп из кастрюли в пластиковый контейнер, который затем убрала в холодильник. Опустив кастрюлю в раковину, она вытерла руки кухонным полотенцем. Лицо ее было непроницаемым.
— Я принял решение, — произнес Гурни.
Она взглянула на него, и стало понятно, что она уже знает, что он хочет сказать.
— Я отказываюсь от расследования.
Она сложила полотенце пополам и повесила его на край сушки для посуды.
— Почему?
— Сама видишь, что происходит.
Пару секунд она внимательно смотрела на него, а затем отвела взгляд куда-то за окно.
— Я уже звонил Вэл Перри, — продолжил он. — Но попал на автоответчик.
Мадлен снова повернулась к нему. Загадочная улыбка мелькнула и погасла на ее лице.
— Отличная погода, — произнесла она. — Давай прогуляемся?
— Давай.
Обычно он отклонял эти предложения или в лучшем случае делал ей одолжение, соглашаясь. Но в этот момент привычного сопротивления не возникло.
Стоял один из тех сентябрьских дней, когда, выходя из дома, не чувствуешь перепада температуры. Только влажный запах листьев. Коп в патрульной машине опустил стекло и вопросительно посмотрел на них.
— Мы чуть пройдемся, — объяснил Гурни. — Нас будет видно.
Дежурный молча кивнул.
Они побрели вдоль опушки, которую тщательно косили, чтобы лес не разрастался в сторону луга, и неспешно добрели до скамейки у пруда. Там они сели и довольно долго сидели в молчании.
В мае и июне здесь всегда были слышны какие-то звуки — квакали лягушки, в кронах скрипели птицы, но в сентябре на пруду царила тишина.
