– Спасибо. А теперь, возвращаясь к прошлой теме, сами рассудите: разве ж не правильно с вашей стороны мои благие намерения поддержать?.. А впрочем, как вам угодно! Настаивать не смею.
– Ну отчего ж… – Печинога выглядел слегка смущенным обрушившейся на него новостью и явно пытался что-то просчитать в уме. В интересах Николаши было не дать ему этого сделать. Что-что, а уж считать инженер умел хорошо.
– Я ведь просто спросить хотел. Ничего в этом личного, поверьте, нет. Я ж знаю, что вы не потерпите… да и сам, поверьте, не люблю, когда в душу лезут… Охота мне теперь в канаве в снегу валяться. – Николаша заразительно хохотнул, окинув восхищенным взглядом огромную фигуру Печиноги. – Я-то не слаб, конечно, но вы все одно помогучее меня выйдете, если что… Да мне и не надо… Это женщины обычно… им, видите ли, постели мало, им еще надо душу понять…
– Да? – Инженер взглянул на Николашу с интересом. – Это что же, вы утверждаете, такая характерная женская особенность? Понять душу человека, с которым… имеешь физическую близость?
– Точно так-с. Бабская натура. Но нам это ни к чему. Я вас вот что спросить хотел: как вы узнали, что вам надо непременно горным инженером быть, а не, к примеру, врачом или вот по почтовой части?
– Что? – Вопрос явно застал Печиногу врасплох, он думал о чем-то далеком от горного дела. – Право, не знаю, как вам и сказать… Не знаю…
– Но вы с юности к этому делу склонность и хотение имели? – настаивал Николаша.
– В детстве и юности я хотел пророком стать, – хмуро сказал Печинога.
– Простите?! – Настала Николашина очередь изумляться. – Как вы сказали, Матвей Александрович? Пророком?!
– Именно так! Мечтал, чтоб меня избрала какая-нибудь высшая сила для свершения чего-то огромного. С непременным мученичеством и гибелью в конце. Почему-то казалось, что именно я для этого пригоден более других. Пригодность усиливал всеми возможными способами: сидел на хлебе и воде, вериги самодельные носил, на доске с гвоздями спал, каленым железом себя потчевал… Если бы эта сторона моей натуры получила должное развитие, то, я теперь полагаю, из меня вышел бы неплохой религиозный фанатик или уж – если по трудам господина Чернышевского судить – не менее фанатичный борец за счастье народное. Сами понимаете, к горному делу ни то ни другое призвание отношения не имеет. Довольны ли?
– М-да… – Николаша явно затруднялся с реакцией, что случалось с ним очень нечасто. – Это так… необычно, я хотел сказать… Но я благодарен вам, Матвей Александрович, за искренний ответ… Могли бы ведь и подальше послать с моей внезапной навязчивостью… Но вы поняли, что у меня сейчас именно жизнь решается… Другие о вас говорят, будто у вас сердца нет. Знали б они, как ошибаться можно, если только по внешности судить… Спасибо вам…
Печинога слушал с прежним отстраненно-равнодушным видом.
– А тогда вот что скажите, – снова оживился Николаша. – Новый управляющий из Петербурга, Опалинский… Дмитрий Михайлович, кажется? Он, когда здесь был, мы как-то с ним сойтись не сумели. Я уж после подумал, что с моей стороны чистое фанфаронство. Совсем ведь молодой человек, а какая солидная должность, заработок… Скажите, он правда такой специалист редкий и голова удивительная?.. Может, мне к нему подкатиться, как приедет?
– Выскочка он, а в горном деле вовсе ничего не смыслит, – спокойно ответил Печинога, раскрыл на колене желтую тетрадь, что-то там прочел и даже черкнул пару слов.
Николаша попытался заглянуть в тетрадь через плечо инженера, но тот уже захлопнул тетрадь и убрал ее куда-то под полу волчьей шубы.
– А как же Иван Парфенович ему благоволит? И что ж – горный инженер в горном деле не разбирается, а ему и все равно? На Гордеева никак не похоже.
– Иван Парфенович сам в горном деле не смыслит. Он – предприниматель, в этом его талант.
– А что ж вы-то, как поняли…
– Не мое это дело. Я – инженер. За доносы Иван Парфенович другим платит.
– А я слыхал, что новый-то управляющий рабочим понравился… Врут?
– Правда. Он к ним подладиться умеет, на цыпочках кругом походить, успокоить, подачку кинуть. До поры до времени это проходит. Правда, в конечном итоге дело ущерб терпит, выработка… Рано или поздно Иван Парфенович, я думаю, разберется.
– А вы б разобрались, Матвей Александрович? Если б случилось самим, без Гордеева?
Печинога намотал вожжи на руку, медленно развернулся, аккуратно, двумя пальцами взял Николашу за горловую костяную застежку, слегка притянул к себе. Матовые, узкие глаза без зрачков и белков взглянули в упор в лицо молодого человека. Николаша слегка побледнел, но не отвел взгляд.
– О чем это вы разговор ведете, Николай Викентьевич?!
Поколебавшись, Николаша отчаянным движением сорвал с головы меховую шапку, швырнул ее под копыта Каурке, на убегающую назад дорогу. Потом со стоном вцепился в густые, цвета спелой пшеницы волосы. Печинога проводил взглядом шапку, осторожно отпустил застежку Николашиного полушубка. Глядел вопросительно.
– Эх! Вы, Матвей Александрович, сегодня мною, несмотря на мою репутацию, не побрезговали, как с человеком со мной обошлись… Буду и я с вами как на духу!.. С невестой моей, Машенькой, у нас секретов нет. Мы ж с детства с ней… чувства имели… Сперва она ко мне, а после и я, как разобрать сумел, что не все то золото, что блестит. И вот… призналась она мне со слезами, что Ивану Парфеновичу днями помирать…
– С чего бы это? – подозрительно спросил Печинога. – Уезжал давечи, здоров был, краснорож…
– То-то и оно. Весной прошлой болел он, помните? Дохтура тогда доподлинно и сказали: какой-то сосуд в нем от излишеств надорвался и при малейшем напряге лопнет совсем, за чем воспоследует немедленная смерть всеобщего егорьевского благодетеля…
– Это важно, – кивнул Печинога и снова погрузился в какие-то подсчеты.
– Да погодите! – отчаянно вскрикнул Николаша и потянул инженера за рукав. – Послушайте сперва обо мне!
– О вас? – вынырнув из омута размышлений, удивился Печинога.
– Обо мне! От самого-то Гордеева диагноз, сами понимаете, не утаили. Он и заметался. Дело ж надо передать. На Петьку Ивановича надежды никакой. И придумал он…
– Выписать из Петербурга специалиста, – докончил Печинога и удовлетворенно улыбнулся. – Это я теперь понимаю… «За морем телушка полушка» – так всем кажется, натура человечья такова. А специалист-то пустышкой оказался… Да вы-то здесь при чем, Николай Викентьевич?
– А при том, что не инженеру он передать дело задумал и не управляющему, а зятю своему! – закричал Николаша.
– Зятю? – недоуменно переспросил Печинога. – А кто ж у него – зять?
– Да Опалинский же! Он Машеньку за него выдаст, и все будет так, как ему хочется! Вы-то небось гадали: за какие ж достоинства ему то, что вам по праву положено?! А вот и разгадка – они вперед договорились, что он на хромоножке женится, а в уплату прииск да прочие барыши получит…
