Поэтому, естественно, возникает вопрос: какой второй язык? И – опять же, не цитируйте меня, данные еще предстоит обработать – наш ответ: язык элементарного слова. Каким бы он ни был. Мы прежде не имели дела с элементарным словом, поэтому наши знания очень поверхностны. Но мы считаем, что элементарное слово относится к фундаментальному языку человеческого сознания – языку, на котором животное под названием человек общается с самим собой на самом низком базовом уровне. К языку программирования, по сути.
Нам еще не совсем ясно, какие взаимоотношения существуют между В. Вульф и неподдающимся Гарри Уилсоном – любовная связь? Но мы признаем, что в тот конкретный момент Вульф переместилась в очень примитивное, анималистическое состояние. Ментально она оперировала тем самым базовым языком, ее желания выражались как элементарное слово.
Как нам известно, когда у субъекта возникает конфликт между инструкциями примерно одинаковой непреодолимой силы, результаты становятся ситуативно обусловленными, т. е. непредсказуемыми. В такой ситуации мы, в сущности, говорим о свободе воли.
(Следует иметь в виду, что когда инструкции конфликтуют, они не отменяются. Субъект испытывает желание выполнить обе. Нельзя забывать об этом.)
Итог: мы не видим причин отказываться от признанных моделей. Нет надобности выплескивать ребенка вместе с грязной водой. Это может прозвучать так, будто мы пытаемся прикрыть свои задницы, т. е. увильнуть от признания того, что в наших прошлых исследованиях были изъяны, однако это наше подлинное мнение.
Я понимаю, что может возникнуть своего рода политическая проблема в свете нынешней реструктуризации/жестокого уничтожения организации. Хотя для меня еще большая проблема – вопросы, поднятые этим базовым лексиконом. Что представляют собой его слова? Сколько их? Можно ли их обнаружить в лабораторных условиях, т. е. прямым извлечением из мозга? Можем ли мы научиться произносить их?
Тут много того, над чем стоит подумать.
Р. Лоуэлл
Глава 05
Он встал в четыре, надел брюки, сапоги и куртку. В доме было холодно, как в погребе, и он собрался оживить остатки огня в камине, но остатков там уже не было. Он сунул руки под мышки и вышел наружу. Воздух был ледяным, небо напоминало открытую коробку, из которой еще не вылез солнечный свет. Он пошел через выгул к сараю. Корова, Гонг, услышала его шаги и радостно замычала. Он завел ее внутрь, поставил ведро и занял свое место на табурете. Он доил ее, прижавшись лбом к теплому коровьему боку, чтобы согреться. Он не заметил, как заснул – такое случалось иногда – и погрузился в мир снов о смерти и словах. Гонг сделала пару шагов и разбудила его.
Ведро наполнилось за восемь минут. Раньше ему казалось, что оно наполняется смехотворно медленно. Он страстно желал достичь большей эффективности. Но дойка стала для него хорошей тренировкой в переключении. Сейчас он наслаждался процессом, видя в нем возможность существовать в данный, конкретный момент. Когда доишь корову, нет ни прошлого, ни будущего. Ты просто получаешь молоко.
Он принес ведро в дом и разлил его содержимое по шести бутылкам. Кошка терлась о его сапоги и урчала, как трактор. Он и ей налил чуть-чуть. Затем сложил шалашик из щепочек, сунул под них газету и разжег огонь. Когда над деревьями появились первые лучи, он остановился, чтобы понаблюдать. Главным достоинством дома был открывающийся вид. Переходя от окна к окну, можно смотреть вдаль на сорок миль во всех направлениях. А о приближении машины можно узнать за полчаса до того, как она подъедет. Хороший дом.
Он услышал, как по полу зашлепали босые ступни, и в следующее мгновение появилась Эмили, заспанная, в спадающей с плеч ночной рубашке.
– Зря ты встала, – сказал он.
– Не указывай мне, что делать.
– Не извращай мои слова.
Она подошла к нему. Они поцеловались. С треском вылетела искра. Эмили прижалась к нему.
– Хочешь взглянуть, как встает солнце?
– Конечно, – сказала она.
Он взял два одеяла из стопки и бросил одно на скамью, которую когда-то смастерил специально для террасы. Затем накрыл их обоих другим одеялом и обнял ее. Она положила голову ему на плечо. Солнце выбралось из-за деревьев, и он ощутил тепло на лице.
– Я люблю тебя, – сказала она, прижалась теснее и положила руку ему на затылок. Поднялся ветер.
– Не убивай меня, – сказал он.
– А я и не собираюсь, – сказала она.
ПРИСОЕДИНЯЙТЕСЬ К НАШЕЙ РАССЫЛКЕ!
Мы надеемся, что вам понравился наш продукт. Чтобы быть в курсе новинок, а также чтобы иметь право участвовать в розыгрыше призов, просто заполните анкету!
1. ФИО: __________________
2. Адрес: __________________
3. Эл. почта: __________________
4. Кого вы предпочитаете: собак или кошек? __________________
5. Какой ваш любимый цвет? __________________
6. Выберите любое число (обведите кружочком)
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10
7. Вы любите свою семью? __________________
8. Почему вы это сделали? __________________
__________________
__________________
Благодарности
Когда-то раздел благодарностей был окошком в сознание автора, редким моментом, когда он (или она) не пытался вам соврать. Лучше всех благодарности писал Стивен Кинг. Они были длинными и бессвязными, словно вы поймали его после обеда и нескольких бокалов вина. Я вырос в австралийской глубинке, где ближайший книжный магазин находился в соседнем городе. Стивен Кинг никогда не приезжал к нам, даже на мотоцикле
[18]
. Я вообще не знал, что авторы устраивают встречи с читателями. Все, что у меня было, – это благодарности. Они служили блогами до изобретения блогов.
Теперь существуют и блоги, и микроблоги, и нам не приходится гадать, что писатель думает на ту или иную тему. Поэтому мне немного обидно за благодарности. Теперь они ужались до списка имен. Важных имен, если вы писатель или носите одно из них. Ради этих имен и существует раздел благодарностей. И все же мне нравилась бессвязная болтовня…
Мой список важных имен начинается с очевидного: тех людей, кто читал мои первые черновики, а потом, полгода спустя, – их вторые версии («Постарайся притвориться, будто не знаешь, что случится дальше»), и так далее, до бесконечности. Вам может показаться, что это здорово – прочесть книгу до того, как она завершена, но это лишь потому, что вы не представляете, насколько ужасны мои черновики. Вообразите свою любимую книгу, в которой герои то и дело вытворяют разные глупости и все кончается не так, как надо. Ужас, правда? Это не просто «не так хорошо, как могло бы быть», это портит все. Я очень благодарен людям, которые не позволили мне испортить им чтение, особенно Тодду Кейтли, Чарльзу Тейсену, Кэсси Хамфрис, Джейсону Лэйкеру, Джо Кэрон и Джону Шонфельдеру.
