Услышанное никак не хотело укладываться в сознании.
— Значит, он жив?
Доун сама не верила тому, что говорит. К тому же она вспомнила, что с тех пор прошло уже двадцать три года, а Робби ничуть не изменился.
Так, милая. Не вздумай даже мысленно упомянуть слово «паранормальный».
— Вряд ли он «жив» в обычном смысле этого слова, — ответил Кико, для верности изобразив пальцами кавычки.
— Тогда чем ты объясняешь его появление в фильме — в этом новом облике?
Он многозначительно изогнул бровь и с важным видом изрек:
— Причины могут быть самые разные.
Ну вот. Сейчас опять понесет ахинею про привидения.
И тут Доун вспомнила о том, как многозначительно переглянулись новоявленные коллеги, услышав ее высказывание о двенадцатом этаже. Неужели?…
Кико уловил исходящие от нее флюиды недоверия.
— Давай я просто перечислю тебе факты, — сказал он с подчеркнуто терпеливой улыбкой. — Мальчик печально прославился тем, что умер от передозировки в двенадцать лет.
Доун слышала эту историю тысячу раз, но и сейчас ее сердце невольно сжалось. Двенадцать лет. Мальчишка, который ходил по тусовкам и сделал себе пирсинг. Протест против излишне строгого воспитания? Или, наоборот, родители во всем потакали своей звездочке, утешая себя мыслями о том, что в Голливуде детство проходит быстро? Особенно тогда, в восьмидесятые. Дрю Бэрримор прошла по той же кривой дорожке — алкоголичка в девять, в десять наркоманка, а потом и пациентка реабилитационной клиники. В этом городе дети взрослеют со скоростью света, и Доун горячо осуждала родителей, которые даже не пытались этому препятствовать. И хотя с тех пор общество стало намного консервативнее, такие истории время от времени продолжали всплывать.
Кико, который внимательно следил за выражением ее лица, заговорил вновь:
— Поскольку тело Робби исчезло из морга, многие решили, что его убили агенты ЦРУ. Или террористы, в назидание нашему прогнившему обществу. Возможно, он просто еще один голливудский ребенок, слишком рано познавший все прелести звездной жизни, а может быть…
«А может быть, он — бесплотный дух, решивший нас навестить?» — договорила Доун про себя в расчете на то, что Кико прочтет и эту мысль.
Ну что за чушь.
По Голливуду ходит множество легенд — в газетах то и дело появляются сенсационные сообщения о звездах экрана, погибших при загадочных обстоятельствах. Вокруг каждого такого случая возникает великое множество конспиративных теорий, и каждый раз находится кто-то, готовый возродить души мертвых ради очередной назидательной сказки для будущих поколений охотников за славой.
Робби Пеннибейкер, Джейн Мэнсфилд, Джесси Шейн, Мэрилин Монро… Продолжать этот печальный список не хотелось.
Но хотя он и стал героем легенды, Робби Пеннибейкер мертв. Думать, что он где-то бродит и может вот так запросто вернуться домой — чистой воды идиотизм. Должно быть какое-то логическое объяснение тому, как он попал на киноленту.
— Можешь не пересказывать подробности его гибели. — В голове возникла новая мысль, от которой засосало под ложечкой. Доун постаралась прогнать горькие воспоминания, которые уже мелькали перед ее мысленным взглядом чередой полароидных снимков. — Он умер почти через год после смерти моей матери. Они оба участвовали в ее самом успешном фильме. Такое трудно забыть.
Ее слова эхом прокатились по салону машины. И вдруг Доун осенило. Недаром голос спрашивал, хорошо ли она знает фильмы с участием Эвы Клермонт. Видимо, он хотел подготовить ее сознание к тому потрясению, которое ожидало ее при виде Робби.
— Да… Лучшая роль Эвы… — Взгляд Кико затуманился. — «Мечтательница». Я навсегда запомнил сцену, где она стоит на вершине холма. Солнце светит ей в спину, платье кажется прозрачным… В белокурых волосах у нее цветы… Она была похожа на мечту, это точно.
Сердце Доун сжалось от нежности. Эта сцена очаровала многих, стала причиной тысяч безнадежных влюбленностей. Звездный миг Эвы. Один-единственный кадр, в котором воплотилось все очарование девочки-хиппи на пороге самовлюбленных девяностых. Она стала символом тех славных времен, прекрасным призраком, ускользнувшим ото всех.
— Кико, — тихонько окликнула Доун, стараясь как можно осторожнее вернуть его на грешную землю.
Он вздрогнул и смущенно улыбнулся.
Этот эпизод нисколько ее не смутил. Доун слишком привыкла к тому, что абсолютно незнакомые люди признаются ей в безнадежной любви к Эве. Жаль только, что этим дело, как правило, не ограничивалось: уже в следующую минуту у них возникал вопрос о том, почему сама Доун ни капельки не похожа на мать.
— Извини, — сказал он, — на чем я остановился?
— На истории жизни Робби — «Как закатилась восходящая звезда».
— Все, вспомнил.
Он вздохнул и опять стал самим собой, что бы это ни значило. Кико, версия 1.0, 2.0… Интересно, кто ей достанется на этот раз? Веселый чудак? Печальный клоун? Неотесанный болван?
— Из разговора с Марлой Пеннибейкер, — начал он, входя в образ Кико Серьезного, — мы приблизительно знаем о том, что произошло после смерти Робби. Привычный уклад их жизни развалился. Экономка покончила с собой. Отец уехал из страны, потому что не мог оставаться там, где все напоминало ему о сыне.
— Я слышала о Натане Пеннибейкере. Он и сам в детстве снялся в паре фильмов, без особого успеха. Потом он стал импресарио Робби.
— Угу. А после смерти сына он был настолько безутешен, что отправился в Европу — размышлять о смысле жизни и «собирать себя по кускам».
— Похоже, мать оказалась сильнее отца, раз не сбежала и не расклеилась. Хотя и исковеркала сыну детство.
— Не знаю, действительно ли она пребывала в блаженном неведении о «темных наклонностях» Робби или нет. Она дала нам понять, что нет, но я уловил в ее мыслях какую-то двоякость. По-моему, самое ужасное ее преступление в том, что она не участвовала в жизни сына, а занималась своими делами — в то время она была рьяной активисткой Красного креста и все свое время отдавала убогим и несчастным. Теперь рвет на себе волосы и оплакивает каждую упущенную минуту с сыном.
— А что отец?
Брейзи свернула на Клиффвуд-авеню и сбавила скорость. Окружающее проносилось сплошным потоком размытых картинок: густая листва над высокими оградами, чугунные ворота, длинные подъездные аллеи, змейками вьющиеся к величественным фасадам, вбитые посреди безупречных лужаек колышки с названиями фирм вневедомственной охраны.
— С Натаном Пеннибейкером мы еще не беседовали, — ответил Кико. — Он вернулся домой всего несколько часов назад. Это первая удача в нашем расследовании. Хотя, видит бог, мы пробовали все — консультировались с теоретиками заговоров, исследовали каждую пядь в студии, где монтировались «Гонки ползунков», плюс просмотрели эту пакость тысячу раз, не меньше. И все без толку. Жаль, что папаша не стремится с нами увидеться. Брейзи позвонила Марле Пеннибейкер, назначить сегодняшнюю встречу с Натаном, так он изо всех сил пытался отмазаться. Наверное, без телепатии тут не обошлось.
