Он сказал невесело:
– Мергелей около полусотни только в самом дворце. А еще в самом городе…
– В городе почти нет, – заверил я. – Понимаешь, что-то не спалось…
– Не спалось, – повторил он тупо и как-то растерянно. – Комары? Или не комары?
Я отмахнулся.
– С комарами разве справишься? Пришлось побить хотя бы мергелей. Душу отвести.
Он вздохнул.
– Ну да, ну да, степная кровь вскипает быстро.
– Да какая теперь разница? – сказал я. – Пойдем во дворец. Если сейчас не осилим конунга, рухнет вся ваша государственность. И суверенитет в придачу. И на диво налаженная экономическая система.
Глава 15
Небо затянули тучи, но воздух сух, дождем не пахнет. Из переулков то справа то слева резко дует ветер и тут же стихает, словно сторожит только отведенный ему участок, а когда вышли на площадь, маленький вихрик бросился под ноги и закрутился, как щенок, не то ловит свой хвостик, не то умоляет поиграть с ним.
Ланаян проговорил мрачным голосом, глядя прямо перед собой:
– Тот кочевник… который не из мергелей…
– Рогозиф?
– Да, – ответил Ланаян хмуро, – он с ними.
– Ничуть, – запротестовал я. – Он их тоже не любит!
– Это он так сказал? – спросил Ланаян. – А я вот видел, как они с конунгом долго беседовали. Сперва враждебно, потом конунг хлопал его по плечу, а твой друг улыбался и кивал. Затем встал на колени и что-то сказал тихо. Я слов не слышал, но сам решай.
– Спасибо, – пробормотал я.
По эту сторону решетки ворот двое мергелей дежурят с копьями в руках, мечи на перевязях, по ножу справа и слева на поясах, сухощавые и подтянутые. Заметив нас, один холодно бросил короткую фразу, тихо и почти не шевеля губами, лицо все такое же каменное и бесстрастное. Второй кивнул, взгляд его острый и оценивающий перебегает с Ланаяна на меня и обратно. Оба высокие, жилистые, плечи широки, а руки толстые, в синих вздутых венах.
Увидев нас, одновременно повернули головы и замерли, как готовые к прыжку псы при виде двух жирных зайцев.
Ланаян скрипнул зубами, глаза стали отчаянными.
– А где двое моих?
– Успокойся, – сказал я.
– Их убили!
– Не обязательно, – сказал я успокаивающе. – Может быть, просто отослали парней в таверну.
– Там были Усмар и Топтун, – выдавил он с трудом.
– И что?
– Молодые, – сказал он, – но усердные. Они бы не ушли… Что я их родителям скажу?
Стражи напряглись, тугие мышцы красиво прорисовались под загорелой кожей. Мы подошли ближе, один ударил пару раз рукоятью меча по решетке. В саду начали выпрыгивать из-за деревьев кочевники, все ринулись в нашу сторону бегом пугающе слаженно и без единого лишнего движения.
– Не надо было этого делать, – сказал я.
– Теперь вижу, – буркнул Ланаян.
Он схватился за рукоять меча, лицо злое, но все еще колебался, а я парировал первый удар стража, нанес ответный, а второму даже не позволил замахнуться. Его череп раскололся с чмокающим треском, я отпрыгнул от фонтанирующей крови.
С той стороны набежали крепкие воины и разом навалились на ворота. Створки дрогнули и начали расходиться в стороны.
Я вскинул меч над головой и прокричал страшным голосом:
– Смерть предателям! Совет старейшин племени сегодня сместил конунга Бадию с трона вождя мергелей!.. Все изменники, предавшие исконно-посконные обычаи нашей священной Родины и Отечества, будут преданы хуле и смерти!.. Чужие обычаи не пройдут!.. Мы, Люди Моря, сохраним свою самобытность и пойдем своим собственным путем, начертанным Великим Конем Океана!.. Кто был обманут ныне свергнутым конунгом – пусть поспешит в родное племя и заверит старейшин в преданности нашим степным обычаям!
Ланаян ошалело хлопал глазами, мергели перестали давить на ворота, переглядывались злобно и угрюмо. Трое повернулись и бросились в сторону коновязи, где с десяток лошадей под седлом покорно ждут хозяев.
– Открыть ворота! – велел я. – Кто верен духу степи – возвращайтесь. Старейшины вам все объяснят!.. Обманутые будут прощены, а упорствующих ждет позорная смерть за измену степной Родине и даже Отечеству!
Еще двое попятились, не сводя с меня ошалелых взглядов. От коновязи послышался конский топот, трое мергелей вылетели вихрем из ворот и понеслись в сторону городской стены.
– Не препятствовать тем, – грозно сказал я, – кто хочет узнать правду и только правду!..
Еще двое вырвались вскачь из ворот, остальные смотрели злобно и сжимали в руках оружие, но на лицах читалась сильнейшая растерянность.
– Мечи в ножны! – велел я высокомерно. – Закон Степи и Великого Морского Коня – нерушим, как эта земля, как эти горы, как это небо!.. Мы всегда останемся кочевым народом и не сменим свой гордый быт на жизнь презренных глиноедов!.. Ланаян, за мной. Надо арестовать конунга и доставить его на справедливый суд старейшин, хранителей наших священных и незыблемых законов, и всего племени!
Ланаян вошел за мной бочком-бочком, лицо потрясенное, но на него не обращают внимания, презренные глиноеды не совсем люди.
Я обернулся к растерянным мергелям.
– Идите с нами!.. Если вы верны духу Священного Морского Коня, если в ваших одурманенных душах еще жива честь и доблесть кочевников, романтиков и бунтарей – идите с нами и потребуйте ответа от своего вождя!..
Ланаян смотрел с тревогой, но и с надеждой. Проверить мое обвинение несложно, достаточно примчаться в племя, выяснить, так ли это, услышать, что это наглая ложь, никто конунга Бадию не смещал, вернуться обратно, и меня можно подвешивать за ребро на крюк у городских ворот.
Кочевники ворчали, никто оружие так и не убрал, сталь сверкает вокруг нас, рассыпая солнечные лучи. Так мы двигались по широкой аллее к дворцу, а оттуда разом высунулись головы.
На ступени из здания выбежали обнаженные до пояса воины. Пояса красные, а головы бриты – знак лучших из лучших, у каждого на счету не меньше пяти убитых противников.
Я вскинул руки и прокричал:
– Совет старейшин сместил конунга Бадию!.. За измену старинным обычаям!.. Расступитесь, его нужно доставить на суд старейшинам!
Мергели медленно соступали со ступеньки на ступеньку, дальние двигаются быстрее, отрезая мне дорогу вправо и влево, передние вообще остановились, я видел по их стойке, что готовятся выдержать мой натиск, в то время как с боков меня пронзят копьями.
Ланаян пробормотал:
– Я пробьюсь наверх. Встретимся там.
– Не спеши, – прошептал я. – Я же миротворец…
– А что это?
