Шептун был уверен: очень скоро президент распорядится закрыть границы, начнется паника, очереди за вакциной растянутся на многие мили, на улицы будут выведены войска и начнется кошмарная охота на переносчиков заразы, сознательно обрекших себя на смерть. Как только президент закончит свое обращение к народу, ему передадут документ, который Шептун уже начал составлять, – рапорт об отставке.
Директор разведывательного управления писал со свойственной ему беспощадной честностью и с горечью столь тяжелой, что она могла сломать кого угодно. Шептун печалился о своей стране, ее гражданах, которых он не сумел защитить, о собственных детях, которых едва знал, о карьере, начавшейся тридцать лет назад с больших надежд и заканчивающейся теперь таким феерическим провалом.
Часы тикали на его рабочем столе, канал в Интернете был открыт, светился экран телевизора, но никаких сообщений не поступало. Время вышло, «Эшелон» молчал: и на этот раз оправдались его худшие ожидания.
Шептун открыл ящик стола, достал прибор для измерения давления, обернул вокруг руки манжету – и тут замигала лампочка на телефоне прямой связи с президентом. Маккинли поднял трубку.
– Ничего? – спросил Гросвенор, даже не пытаясь скрыть беспокойство.
– Ничего, – ответил Шептун. – Очевидно, Кумали не заглотила наживку. Полагаю, был допущен какой-то незначительный, но ставший роковым промах. Пилигрим оценил предельный срок несколько иначе: он будет ждать еще пятьдесят семь минут, но вряд ли за это время что-нибудь изменится. Что вы собираетесь делать? Читать обращение к американскому народу?
Гросвенор долго молчал, пытаясь обуздать роящиеся в голове тревожные мысли.
– Нет, – сказал он наконец. – Я дал Пилигриму тридцать шесть часов. Мы доиграем пьесу до конца. Он заслужил это.
Президент повесил трубку. Его угнетала мысль, что он не сумел защитить своих соотечественников. Общественное мнение и история будут к нему беспощадны.
Час назад он, как и Шептун, полностью выполнил свою повестку дня: сделал последний звонок по телефону и теперь сидел один в зловещей тишине. Президент опустил голову на руки, горько сожалея, что Энн умерла, а детей у них не было. Как бы он хотел сейчас оказаться в лоне семьи, где мог бы обрести покой и смысл существования!
Но ничего этого не было, только страх гулял сквозняком по пустым коридорам его души.
Глава 23
Мы с Брэдли в этот момент находились в другом коридоре: брели в молчании по тускло освещенному отелю к моему номеру.
До истечения предельного срока оставалось меньше тридцати минут. Я отчаянно боролся с охватившим меня беспокойством и, чтобы немного отвлечься, предложил Бену ознакомиться с документами турецкой полиции, касающимися смерти Доджа. Понимая их важность для предъявления обвинения в ближайшем будущем, Брэдли согласился. Пожелав спокойной ночи ленивому коту, мы пересекли пустой холл и уже входили в лифт, когда у меня возникло сильное подозрение, что за нами следят.
Вокруг никого не было, даже дежурный клерк отсутствовал, но на стене у них имелась камера наблюдения с наведенным на конторку портье объективом. Я подумал, что, возможно, кто-то следит за нами из близлежащего офиса.
Я пропустил Бена в лифт, тихо сказав, что пойду пешком по лестнице. Если противники, те же албанцы, нападут на нас, им будет труднее иметь дело с объектом, внезапно разделившимся на две части. Брэдли вопросительно взглянул на меня, и я пояснил:
– Нужна физическая нагрузка.
Прекрасно понимая, что я говорю ерунду, он все же молча зашел в лифт. Я же резко свернул влево и, перепрыгивая через ступеньки, без всяких происшествий одолел лестничный пролет, поравнявшись с лифтом как раз в тот момент, когда открывались его стальные двери. Брэдли удивленно поднял брови, увидев в моей руке беретту девятимиллиметрового калибра со взведенным курком.
– Это, я так понимаю, вместо гантелей? – поинтересовался он с серьезным видом.
Я опустил пистолет, и мы вместе дошли до моего номера. Меня все еще не отпускало чувство, что за нами следят, но камер наблюдения в коридоре не было. Быстро оглянувшись, я бросил взгляд во тьму, но ничего там не увидел.
Открыв дверь, я подумал: а что, если коридорный остался в здании по приказу тех, кто его нанял, чтобы приглядывать за мной? Заперев дверь на засов, я положил пистолет на кофейный столик рядом с собой.
– Вы не дорассказали ту историю, – напомнил мне Брэдли. – Остановились на том, что Камерон и Мэрилин решили убить Доджа в Турции, но возникла проблема…
– Да. Мэрилин понадобился загранпаспорт, и они начали охоту на одинокую женщину двадцати с лишним лет, которую точно никто не будет искать, желательно недавно приехавшую в Нью-Йорк.
– И они нашли ее?
– Конечно.
– Где?
– В баре для лесбиянок, через газету бесплатных объявлений, в Интернете, на Вашингтон-сквер воскресным днем – не знаю, это не имеет значения. Так или иначе, Мэрилин назначила ей свидание. Ближе к ночи она пригласила девушку в «Истсайд инн», соблазнив наркотиками и сексом, а вместо этого убила ее.
Мы обменялись взглядами.
– Мэрилин лишила эту несчастную жизни, чтобы влезть в ее личину, – сказал я.
Брэдли ничего не ответил, обдумывая услышанное. Как всякий хороший коп, он пытался заполнить пробелы в этой версии.
– Помните ту женщину на вашем семинаре? – продолжал я. – В бирюзовой блузке, очень умная, она еще сидела в первом ряду?
– Конечно помню, хотя, откровенно говоря, особого интеллекта я в ней не заметил. Вы сказали, что женщины считают вас сексуально привлекательным, и она согласилась.
Я рассмеялся:
– Она догадалась, что это убийство, возможно, как-то связано с желанием присвоить себе чужую личность, но я слушал ее не слишком внимательно из-за тех парней, что вошли и уселись в заднем ряду. А надо было сосредоточиться на том, что она говорила.
– Вы упоминали, что убитую женщину звали Ингрид Коль? Это ее мы нашли в ванне с кислотой?
– Да, – ответил я. – Для всего мира Мэрилин умерла. И для того чтобы превратиться в другого человека, ей пришлось уничтожить лицо Ингрид, стереть папиллярные узоры с ее пальцев, выдернуть несчастной зубы. Убийца не могла позволить, чтобы тело ее жертвы опознали: ведь Мэрилин собиралась сама стать ею. Когда настоящая Ингрид была мертва, убийца взяла себе ее бумажник, сумочку и ключи от квартиры. Она тщательно уничтожила улики в номере восемьдесят девять, обрызгала все промышленным антисептиком, сожгла все, что могло ее выдать, и покинула гостиницу.
– Вы думаете, она переехала в квартиру Ингрид?
– Не знаю. Она выбрала в жертвы одинокую девушку, так что вполне возможно. В любом случае Мэрилин незамедлительно присвоила все имущество Ингрид. Уже через несколько часов она могла узнать номер социального обеспечения и прочие сведения, необходимые для получения свидетельства о рождении.
