– Станете утверждать, что никогда не бывали в Свиленграде? Ничего не слышали про Яркий Свет и детский приют в Болгарии? Нам прекрасно известно, что ваше настоящее имя – Майкл Джон Спитц, вы агент разведки, член спецгруппы ЦРУ.
Я сделал паузу, достаточную, чтобы создать впечатление, будто я ошеломлен, но пытаюсь скрыть это. И произнес:
– Не имею ни малейшего представления, о чем вы говорите. Всем известно, что я агент ФБР, который расследует в Бодруме…
Бум! Башмак со стальным наконечником вонзился мне под коленную чашечку, и я набрал в легкие побольше воздуха, чтобы вынести острую боль. Если бы Культурист и Подручный не держали меня, я бы сложился вдвое.
– Не ври нам, мать твою… – сказал Патрос с улыбкой. Приятно видеть человека, которому доставляет удовольствие его работа.
«Сто тридцать два».
И тогда я увидел его.
Самый разыскиваемый в мире человек появился из бокового прохода, наконец-то выйдя на свет из тени.
Высокий и мускулистый, как я и представлял себе этого бывшего воина-моджахеда. Даже дешевый костюм западного фасона не мог скрыть, что он весь напряжен, словно сжатая пружина.
«Очень опасен», – неожиданно всплыло в моем истерзанном болью сознании.
Я посмотрел прямо в темные глаза Сарацина. В них трудно было не заметить острого ума. «Будь осторожен, Скотт, – сказал я себе. – Предельно осторожен».
Его бородка была аккуратно подстрижена, челюсти стиснуты, а губы решительно сжаты. В этом человеке ощущалась властная сила.
– Как я полагаю, вы искали меня, мистер Спитц, – тихо сказал он.
– Мое имя не Спитц, и я понятия не имею, за кого вы…
Я увидел, как ко мне приближается ботинок Патроса, и весь сжался в ожидании удара, но Сарацин поднял руку, останавливая его.
– Пожалуйста, не надо, – попросил он и скривился, словно ложь причиняла ему физическую боль. – Моя сестра, хвала Аллаху, имеет связи в Турецкой разведывательной службе. Она выяснила, кто вы на самом деле.
– Ваша сестра? – переспросил я.
Сарацин проигнорировал мой вопрос.
– Она мало что знает обо мне, особенно в последние годы, и уж совершенно ничего – о моей работе. Но Лейле хорошо известно, что случается с мусульманами, на которых ведут охоту люди вашей профессии. Ни для кого в арабском мире это не секрет.
– Я агент ФБР, – повторил я сквозь красную пелену боли. – Меня зовут Броуди Уилсон. Расследую убийство.
– У меня мало времени. Собираюсь задать вам несколько вопросов, и вы скажете мне все, что я хочу знать. Договорились?
– Что вам сказать? Я никакой не Спитц и не понимаю, о чем мы тут вообще говорим.
«Девяносто восемь».
Эх, звонок Брэдли был бы сейчас очень кстати. Мое колено раздулось, волны тошноты накатывали одна за другой, а грудь превратилась в сплошную область боли, и мне было трудно говорить из-за разбитой скулы.
– Не испытывайте судьбу, мистер Спитц, – сказал Сарацин. – Вы американец и, по-видимому, не верите в Бога. Когда вы окажетесь у края бездны и вас станут ломать на колесе, к кому вы будете взывать о помощи? Вы наделали много мелких ошибок, оставили на своем пути немало следов. Словом, совсем не так хороши, как вам кажется. Ну и как вы думаете, почему вы совершили все эти промахи? Чья рука меня защищает? Кто доставил вас на это место? Лейла аль-Нассури? Да ничего подобного! Все это случилось по воле Аллаха.
Я ничего не ответил и стал оседать, как бы обмякнув и признав свое поражение. Культурист и Подручный слегка ослабили свою хватку, чтобы поддержать меня, а я сделал резкое движение вперед, используя собственную голову как единственное доступное мне оружие, и попал макушкой в лицо Николаидиса, разбив ему нижнюю губу. Патрос отлетел в сторону, выплюнув два зуба, рот его наполнился кровью.
«Отлично, я выиграл еще несколько секунд. Давай Бен, не тяни. Обмани их».
Бык, взревев от боли, рванулся ко мне, но его остановило плечо Сарацина, который встал между нами.
– Мы понапрасну тратим время, – сказал он, взглянув на Культуриста и Подручного. – Начинайте.
Я бы и рад был говорить им что-то оставшиеся шестьдесят три секунды, но эти типы, казалось, утратили интерес к моим словам. Двое албанских головорезов потащили меня назад по проходу. Я был удивлен: выходит, у них нет под рукой аккумулятора от грузовика или другого необходимого оборудования?
Ответ на этот вопрос я получил, когда увидел наполненную водой мраморную ванну и понял, что они задумали. Я отчаянно пытался на ходу перестроиться, ибо мысленно подготовил себя к боли, но не к этому ужасу. Мне казалось, что я вынесу зажимы-«крокодилы» и клещи, вырывающие у меня ногти, но теперь волочил ноги по земле, надеясь выиграть время – каждая секунда была крайне важна. Если я не стерплю и заговорю под пыткой, все пропало.
«Сорок два».
Тот наркокурьер в Кхун-Юаме, крутой парень со шрамами от мачете на груди, продержался двадцать девять секунд.
Сарацин остановился у мраморной ванны и по-арабски сказал что-то сестре. Слов я не понял, но его жестикуляция была достаточно красноречива: он предлагал ей пойти немного прогуляться. То, что они готовились совершить, было зрелищем не для женщин.
«Осталось тридцать восемь секунд. Не подведи меня, Бен».
Глава 33
Брэдли тоже следил за временем, но использовал для этого часы, поэтому его отсчет был несколько иным, более точным. По его версии, оставалось сорок шесть секунд.
Тучная няня обливалась путом. Казалось, ее ноги вот-вот подогнутся, не выдержав веса тела. Хуже того, она обмочилась в тот момент, когда поняла замысел Брэдли, и теперь стояла в луже. Действуя согласно моим инструкциям, Бен под дулом пистолета заставил ее и мальчика встать в центре кухни прямо под прочной кровельной балкой. Через семь минут женщина стала хныкать и просить помощи по-турецки. Мальчик, хотя и справился с первым приступом страха, продолжал плакать и звать маму.
Все это страшно действовало Брэдли на нервы, и, если он не смотрел в данную минуту на часы, то сидел, вперив взгляд в пол, с таким выражением лица, словно его вот-вот вырвет. Няня заметила это, несмотря на свое затруднительное положение, и подумала, что, может быть, он все-таки не такой уж плохой человек. Это вдохновило ее вновь пустить в ход свой ограниченный запас английских слов: бедняжка принялась умолять Бена освободить их.
– Молчать! – завопил Брэдли, а потом выкрикнул это еще громче и навел на няню пистолет, когда она не подчинилась.
Женщина вновь залилась слезами, малыш жалобно всхлипывал. Единственным желанием Брэдли было, чтобы это все поскорее закончилось. Обратный отсчет времени еще продолжался, но, вопреки моим наставлениям строго придерживаться графика, коп отсоединил мобильник няни от зарядного устройства. Бен оправдывал себя тем, что какое-то время уйдет на то, чтобы набрать номер мобильника Кумали и, если она не сразу возьмет трубку, произойдет задержка.
