Телефон прозвонил четыре раза. «Ну же, бери его быстрее!»
Слава богу, она ответила, подумал Бен, услышав женский голос, сказавший что-то по-турецки. Она успела произнести лишь несколько слов, когда Брэдли перебил ее, сказав, что, если он действительно говорит с Лейлой Кумали, она должна его внимательно выслушать.
Женщина продолжала что-то бормотать по-турецки, не меняя интонации. Как будто она… И тут Брэдли понял: это автоответчик.
Няня уже едва стояла: слабые колени с трудом удерживали триста фунтов ее веса. Она заметила сквозь слезы: что-то неладно, Брэдли близок к панике. Американец тяжело дышал, не говоря ни слова. Голос в телефоне бормотал что-то на непонятном ему языке, он не знал, как расшифровать сказанное и что теперь вообще делать. Разработанный нами план такого не предусматривал. Куда, черт возьми, подевалась эта баба?
Бен взглянул на часы: через тридцать две секунды истекут оговоренные четыре минуты. Он уже собирался дать отбой и вновь набрать номер, когда голос в порядке любезности к клиентам повторил сообщение по-английски: «Телефон абонента выключен или находится вне зоны действия сети».
Брэдли опустил мобильник и уставился в пространство. Господи Исусе!
Глава 34
Кумали, спустившись с разбитой мраморной лестницы, оказалась в месте, которое особенно привлекало к этим руинам историков и археологов.
Она стояла глубоко под землей в сводчатом пространстве, сохранившем фрагменты мозаики и фресок, рядом с длинным ритуальным водоемом, поверхность которого была неподвижна, как сама смерть. Это был центр некогда находившегося здесь храма, место, где высшие сановники приносили подношения своим богам в благодарность за удачное путешествие. Кумали впервые побывала здесь много лет назад и теперь вернулась к мистической красоте этого места в надежде, что так далеко под землей она не услышит крики и отчаянные мольбы Спитца. Женщина и не подозревала, что в этом подземном пространстве лишилась мобильной связи.
Разглядывая свое отражение в зеркальной водной глади, Лейла пыталась убедить себя: что бы ни делал сейчас ее брат с американцем, это мало чем отличалось от того, что вытворяли с мусульманскими мужчинами в тюрьме Абу-Грейб и заливе Гуантанамо. Да и в Ярком Свете тоже.
Несколько успокоенная этой мыслью, Кумали прошла дальше, обогнула край водоема и углубилась в похожие на катакомбы коридоры храма.
Никакой звук или сигнал не могли побеспокоить ее здесь.
Глава 35
Культурист и Подручный нашли в куче камня и мусора короткую толстую доску и принесли ее. Я пытался сопротивляться, стремясь выиграть время, но из-за поврежденного колена и боли в груди не смог помешать головорезам прикрутить меня к этой доске тяжелыми кожаными ремнями.
Я лежал на спине, привязанный так туго, что был не в состоянии двигаться, когда надо мной возникло бесстрастное лицо Сарацина. Он протянул руку, взял меня за запястье, чтобы пощупать пульс, и удовлетворенно хмыкнул: по его ритму он понял, что я испуган.
Сарацин указал на Николаидиса:
– Когда я выясню то, что мне надо, этот человек, у которого выбиты зубы, спросит вас об убийстве, совершенном на острове Санторини американскими спецслужбами. Он хочет знать, кто заказал это нападение, а также имена исполнителей преступления. Вы меня поняли?
– Санторини? Даже не представляю, где это.
Кажется, я не сумел убедить их. Николаидис бросил Культуристу ведро и кусок грязного полотенца. Они собирались приступить к пытке.
Сарацин не сводил с меня глаз.
– Вы можете избежать этого, – сказал он.
Я ничего не ответил, и он пожал плечами.
– Когда я был на Гиндукуше, мне помогал кое-кто из местных. Как вам известно, один из них решил нас предать. Я не могу позволить, чтобы это случилось. Вы должны назвать мне имя изменника.
– Если бы я даже знал и открыл его вам, меня бы тут же убили.
Сарацин кивнул:
– Я собираюсь убить вас в любом случае.
– Это понятно: иначе вы бы прятали свои лица.
Скорее всего, мне суждено окончить свои дни в водонепроницаемом саване, возможно уже припасенном для меня в рундуке катера. Спустя годы рыбаки вытащат из моря этот мешок. Если Бен не позвонит, лучше умереть еще до того, как они засунут меня туда.
– Если вы знаете, что все равно умрете, то какой смысл подвергать себя мучениям? Имя, мистер Спитц!
– Я агент ФБР. Приехал в Бодрум, чтобы…
– А что вы скажете о письме от заместителя директора ЦРУ, которое мы обнаружили в вашей электронной почте? – раздраженно выкрикнул он, вплотную приблизив ко мне лицо.
Я привлек на помощь все свои актерские способности, чтобы изобразить, насколько ошеломлен этим вопросом. Сарацин заметил это и улыбнулся:
– А теперь – имя предателя?
– Я агент ФБР…
Разгневавшись, он дал знак Николаидису. Грек обернул вокруг моего лица полотенце, впихнув его в рот, закрыв глаза и нос. Николаидис туго привязал концы этой тряпки к доске. Я оказался в темноте, воздуха не хватало, голова была так плотно прижата к доске, что я не мог даже пошевелиться. Я чувствовал, как они подняли меня, и, хотя находился в своем закрытом мирке темноты и ужаса, знал, что доска висит над водой.
По моим подсчетам, оставалось двадцать девять секунд – именно столько времени сумел вытерпеть наркокурьер. Несмотря на беспомощность и всю жизнь терзавшие меня сомнения в собственном мужестве, надо было продержаться хотя бы не меньше, чем он.
Наемники стали опускать меня, и я втянул в легкие воздух. Полотенце воняло по`том и машинным маслом. Последнее, что я услышал, – слова Сарацина:
– Да вы дрожите, мистер Спитц.
И вода поглотила меня.
Глава 36
Она омыла мое туловище, охладив гениталии и усилив боль в груди. Совершенно беспомощный, я опускался все ниже, ощущая, как вода плещет в затянутый ремнями затылок и наполняет уши.
Головорезы перевернули доску.
Вода залила мне лицо. Пытаясь не паниковать, не имея возможности пустить в ход руки или изогнуться, я сделал еще один большой глоток пропахшего машинным маслом воздуха, но в результате всосал через полотенце еще больше влаги. Вода полилась мне в горло, и я закашлялся.
Стена жидкости ударила мне в лицо. Я больше не кашлял, но задыхался, даже не зная, льется ли вода из ведра, или они еще глубже погрузили меня в ванну. Из-за ужасной необходимости втягивать воздух через пропитанное водой полотенце создавалась полная иллюзия того, что я тону.
Жидкость хлынула в ноздри и рот. Организм пытался защитить себя: сработал рвотный рефлекс, меня сотрясали конвульсии.
