– Ну, что ты думаешь о моем брате? – спросила я, как только убедилась, что наша машина скрылась с их глаз.
– Симпатичный парень, – неопределенно ответил Ричард. Затем добавил: – У вас в детстве было что-то вроде сильного соперничества?
– Да вроде нет, – соврала я.
– Он ведь очень старался поставить тебя на место сегодня. Все эти разговоры о том, чтобы вернуться в Солихалл. О том, чтобы я вразумил тебя.
– И ты собираешься это сделать?
– Конечно, нет. Я ведь хочу, чтобы ты осталась в Лондоне. А как же иначе? – Он сжал мне коленку. – И я буду всегда рядом, когда ты захочешь стать Великим Моголом недвижимости. Может, поможешь мне найти приличную квартиру.
– Я совсем не хочу быть Великим Моголом недвижимости, – сказала я. – Просто если бы я сказала Колину, что хочу стать актрисой или журналисткой, то он бы насмерть подавился йоркширским пудингом.
– Ты и правда этого хочешь? – удивленно спросил Ричард.
– Да. Я хотела бы быть актрисой.
– Серьезно?
– Абсолютно серьезно. Я всегда об этом мечтала.
– Тогда почему ты работаешь в агентстве недвижимости?
– Потому что мне нужно платить за квартиру. И кормить тебя картошкой, – добавила я, что было несколько жестоко, учитывая, что Ричард обещал при первой возможности вернуть деньги, но день, проведенный с Колином, всегда ожесточал меня.
– Никогда бы не подумал, – задумчиво произнес Ричард. – Ты никогда не говорила мне, что хотела быть актрисой. А что за история с «Энни»? Ты много играла ролей в детстве?
– Да. Я всегда хотела быть сироткой Энни. Мама с папой взяли нас на спектакль, когда нам было по семь лет. Но мои мечты разбились, когда мне предложили роль третьей сироты в церковной театральной студии.
– Возможно, только из-за того, что волосы у тебя неподходящего цвета, – сказал Ричард, задумчиво проводя рукой по моим серым прядкам.
– И слава богу, – громко сказала я.
– Ты с тех пор играла? – продолжал Ричард.
– Немного. В колледже.
– А кого ты играла?
– Клеопатру, няню Джульетты, Виолу в «Двенадцатой ночи», одну из сестер у Чехова.
Мы остановились у светофора, а я продолжала пересчитывать по пальцам сыгранные роли. Когда я закончила, Ричард потрясенно посмотрел на меня.
– Ого. А я и понятия не имел, – сказал он. – Ты сыграла кучу ролей.
– Не люблю вспоминать дни славы, – печально улыбнулась я и нажала на газ.
– Но ты, наверно, хорошо играла, раз тебе давали все эти роли.
– В колледже каждый мог играть. Там было больше театральных групп, чем учебных.
– Ты, наверно, получала удовольствие.
– Да. Я даже думала о том, чтобы пойти в актерскую школу после университета.
– И что же случилось?
Я пожала плечами:
– Суровая правда жизни. Возврат займа за обучение. Долги.
– Это легко исправить. Ты должна серьезней относиться к своим замыслам, если ты действительно хочешь их осуществить, – сказал Ричард с напором. – Ты говоришь, что хочешь быть актрисой, и при этом мы никогда об этом не говорили.
– Теперь мне это кажется воздушным замком.
– Ерунда… Если Майкл Кейн смог сделать блестящую карьеру, играя самого себя, то я уверен, что ты сможешь заработать себе на жизнь. Есть Голливуд. Я уверен, что ты отличная актриса.
– Спасибо.
– Почему же ты не пыталась поступить в какую-нибудь театральную труппу после приезда в Лондон?
– Да как-то все не было времени.
– Может, тебе следует его поискать, – предложил он, еще раз сжимая мое колено. На этот раз так сильно, что я чуть не включила другую передачу, и сцепление жутко заскрежетало.
– Может быть, – печально ответила я.
О Ричард, мысленно прошептала я. Он так старался быть милым. Он и был очень милым. Может быть, не особенно интересным. Но очень милым. Мечтатель, как и я? Мамино обвинение снова прозвучало в моей голове. Я подумала, что она, наверно, права, устыдилась этой мысли и с чувством вины сжала в ответ его колено.
– Не позволяй мнению других о твоей жизни становиться твоим собственным сомнением, – продолжил он. – В девяти случаях из десяти они понятия не имеют, что для тебя лучше. Если хочешь знать, твой брат смеялся над тем, что ты мечтательница, потому что ему не понять, какой реальной силой обладают твои мечты. Он рабочий муравей. И всегда будет таким. И он хочет стащить тебя вниз, на свой уровень, потому что знает, что ты гусеница, которая ждет превращения в бабочку, и это его пугает.
Мы остановились у светофора, и я вопросительно посмотрела на Ричарда:
– Где ты всего этого набрался?
– Я тоже когда-то изучал английскую литературу, – ответил он мне.
– Но ты же бухгалтер.
– Я не всегда хотел быть бухгалтером, – вздохнул он. – Никто этого не хочет. Но мои мечты растаяли, и на их место пришли положение и деньги.
– Положение? – Я несколько презрительно рассмеялась. Я никогда не думала о том, что бухгалтеры имеют какое-то свое положение в социальной структуре.
– Ты можешь смеяться, но моя семья очень гордится тем, чего я добился. У меня есть профессия, понимаешь? – В его голосе при этих словах зазвучали капризно-обиженные нотки. – Может быть, жизнь моя далека от того, о чем я мечтал, но, по крайней мере, моя мать не переживает из-за меня.
– В отличие от моей, – фыркнула я. – Моя мать считает, что единственный выход из данной ситуации – это брак. Она мне напоминает героиню романов Джейн Остин.
– Думаю, она рассчитывает, что ты найдешь себе симпатичного человека с хорошей профессией, – сказал Ричард, поправляя воображаемый галстук.
– Думаю, да, – согласилась я. – С доходом не меньше двух тысяч фунтов в год, – добавила я, изображая озабоченную деньгами миссис Беннет из романа Джейн Остин.
– Думаю, я подойду.
– Но это ведь все ерунда! – вздохнула я.
– Что? Что ты похожа на персонажей Джейн Остин?
– Нет. Быть взрослым. Всю юность ты ждешь, когда тебе стукнет восемнадцать. Говоришь себе, что как только официально станешь взрослым, то сможешь, наконец, ложиться спать когда захочешь и с кем захочешь, вставать и делать что захочется целый день. Например, есть конфеты и играть на компьютере. Но только ничего из этого не выходит. «Ивнинг стандарт» нечасто предлагает вакансии кинозвезд и поэтов, поэтому все кончается какой-нибудь скучной работой вроде твоей и моей, чтобы оплатить квартиру, и это означает, что ты не можешь ложиться поздно, потому что утром тебе нужно быть готовым к работе. Неудивительно, что мне всегда говорят, что детские годы самые лучшие.
