А меня, к тому же, еще и бросили только что. Бросили! И это сделал не просто друг или случайный молодой человек, это сделал Ричард – любовь всей моей жизни. Мой единственный. Мой любимый. Не может же Мэри, зная это, требовать от меня присутствовать на свадьбе и быть в центре внимания почти наравне с ней! Брошенная девушка в розовом платье с рюшами – вот так зрелище! Нет, это пытка. Организация «Международная амнистия» пришла бы в ужас. Даже злейшему врагу не пожелаешь такого.
– Мэри, – начала я, уже ненавидя себя за то, что собиралась сказать, – боюсь, я действительно не…
Закончить мне не дали.
– Ублюдок! Самовлюбленный ублюдок! – заорала Мэри. – Скотина, как он мог так поступить со мной!
– Мэри, не с тобой, а со мной, – резонно заметила я. – Ричард бросил меня.
– Я выхожу замуж уже в субботу, – продолжала она, не обращая внимания на мою реплику, – разве он не знает, как это трудно? Я вся на нервах. Мне только что пришлось перезаложить дом, чтобы заплатить за цветы; поставщики убеждают меня согласиться на лосося вместо заказанных устриц, потому что они, видите ли, неправильно меня поняли; туфли от Эммы Хоуп все в крови, потому что я стерла ноги еще на примерке, а теперь еще и ты хочешь оставить меня одну только потому, что этот гад Ричард умудрился бросить тебя именно сейчас! Я могла бы догадаться, что он подложит мне какую-нибудь свинью, – продолжала тараторить Мэри, – он всегда ненавидел меня, Лиз. Все время, что вы с ним встречались, он осуждал меня. И не пытайся этого отрицать. Он специально решил отравить лучший день в моей жизни. Так вот, этого я ему не позволю! Свадьбу он мне не испортит. Даже если мне придется притащить тебя в церковь за волосы, ты будешь рядом со мной!
Последнюю фразу она произнесла уверенно и непреклонно.
– Но я ужасно выгляжу, – прохныкала я.
– Да брось, – парировала Мэри, – подружка невесты и не должна выглядеть сногсшибательно. Я заеду за тобой завтра в два, и мы поедем на репетицию.
Мэри повесила трубку. Видимо, решила разобраться с поставщиками.
* * *
Вот так и получилось, что я оказалась перед выбором: либо напялить платье с рукавами-фонариками, либо лишиться лучшей подруги. Я вернулась в комнату и, рухнув на диван, уставилась в потолок – мое постоянное занятие в последнее время. В пять часов мама принесла мне тарелку куриного супа. Пришлось сесть и проглотить ложку, потому что мама смотрела на меня не отрываясь. Горло болело.
– Что сказала Мэри? – спросила мама.
– Что завтра заедет за мной и повезет на репетицию.
– Да? Значит, ты не отказалась быть подружкой на свадьбе?
– Она грозится убить меня, если я откажусь.
Мама с облегчением похлопала меня по руке.
– Что ж, Мэри столько денег потратила на платье, – напомнила она. – В любом случае тебе стоит пойти на прием. Подружке невесты достаются все неженатые мужчины, приглашенные на свадьбу.
Она сделала широкий жест, обводя рукой комнату так, словно в ней толпились десятки женихов.
– Спасибо, мам, – вздохнула я.
Вот как мама все это воспринимает: «Рассталась с одним? Найди другого». Да о каком другом может быть речь? Это же не колготки поменять, в конце концов. Ричард один, другого нет. Не пойдешь в «Маркс энд Спаркс» и не купишь другого, такого же качества, с таким же вкусом и запахом. Это в двенадцать лет можно было вылечиться от любви, отправившись на свидание с новым кавалером, поярче накрасив губки. Сейчас этот номер не пройдет.
– Кто знает? – продолжала мама. – Может, тебе даже приглянется шафер?
– Мама!
Это еще менее вероятно. Шафером будет мой бывший. Его зовут Брайан Корен, он учился вместе с нами в университете. Сейчас он банкир, живет и работает в Нью-Йорке, где, кстати, и родился. В Англию он прилетает специально на свадьбу Мэри и, к слову сказать, с «прицепом» – у него есть невеста.
– Ешь суп, – сказала мама. Она поняла, что меня не взбодрить перспективой нового романа. – Ты совсем отощала.
– Я не могу есть, – проныла я. – Я хочу умереть.
– Нельзя, – спокойно сказала мама. Таким же тоном она говорила, когда я хотела покончить с собой перед экзаменами в университете. – Ты должна пойти на свадьбу. Постарайся не думать об этом подлеце.
Подлец. И это мой Ричард!
Мама оставила меня одну и прикрыла дверь. Я вновь уставилась в потолок.
Ричард, мой Ричард. Как же так случилось, что мы расстались? Как случилось, что я лежу и смотрю в потолок на детской кровати в доме родителей, а он – где-то в Лондоне, в другой кровати, с кем-то другим.
С кем-то другим?!
Нет, только не это, пожалуйста, только не это! Меня опять затошнило.
В голове у меня заело, как старую пластинку, и я снова и снова прокручивала в памяти наш последний разговор. Ричард, мужчина, который каждую ночь твердил, что любит меня, закончил последний телефонный разговор признанием в том, что я стала для него обычной и неинтересной. Ниже его уровня. Это было вчера, когда я позвонила ему в три часа ночи и заставила ответить, в чем причина нашего разрыва. Он сказал, что вся глубина его любви – это моя выдумка. Он даже попытался убедить меня в том, что его признание в любви в утро страшного дня к делу не относится. Вот и сказке конец, как говорится.
Как я могла не заметить, что его любовь ко мне умерла?
А по каким признакам я должна была это заметить, спрашивала я себя.
По тому, что Ричард подарил мне огромный букет роз в четвертую годовщину нашего первого свидания? По прелестной картине в раме, преподнесенной мне на День святого Валентина? Была ли признаком умершей любви открытка ко дню рождения, в которой Ричард написал от руки: «Поздравляю с еще одним замечательным годом, проведенным вместе»? А ведь он подарил мне ее за месяц до разрыва. Да боже мой, ни один Шерлок Холмс не увидел бы во всем этом предвестия беды.
Сидя в одиночестве в бывшей детской, я чувствовала себя Гердой из сказки о Снежной королеве (помните, та еще заколдовала ее друга?).
Глава третья
– Я хочу умереть, – сказала я своему отражению в зеркале на следующее утро.
Вид у меня был такой, точно я и вправду собралась откинуть копыта. Еще одна бессонная ночь. Еще одна ночь, когда я копошилась в туманном прошлом, пытаясь вычислить, когда, в какой роковой безвозвратный момент все пошло наперекосяк. Я измучила себя, вспоминая, что именно мы с Ричардом делали в это же время неделю назад. В это время мы вместе лежали в постели. В это время я была счастлива.
В четверть пятого меня озарило: возможно, Ричард решил порвать со мной, когда я пролила вино на дорогущий пиджак искусствоведа, которого он «обрабатывал» на открытии галереи битый час? Я тут же набрала номер Ричарда, чтобы он сказал мне – да, дело именно в этом, и я тут же пообещала бы, что подобное никогда не повторится. Ничего не вышло. Ричард предусмотрительно снял трубку и положил ее на ночь рядом с телефоном. Мобильный он выключил.
