Кто хочет выйти замуж за миллионера?
В той игре, когда не знаешь ответа, есть последний шанс – «звонок другу».
«Здравствуйте, это Мэри и Билл. Нас сейчас нет дома…»
«Добрый день, с вами говорит Брайан Корен. Меня сейчас нет на работе, но…»
«Привет, с вами говорит автоответчик Симы Пэтел…»
«Оставьте сообщение для Колина и Салли Джордан после звукового сигнала…»
Боже, я и сама не знаю, зачем позвонила Колину и что бы я ему сказала, окажись он дома. Тем вечером мне так и не удалось ни до кого дозвониться – ни до родственников, ни до друзей, ни до знакомых. Я уж даже подумала, а не позвонить ли мне своей бывшей начальнице, Мэд Гарриет, и не спросить ли ее, как бы она поступила на моем месте. Но эта мадам из древнего аристократического рода, где все браки совершались только с целью увеличить и приумножить состояние. Так что ее выбор в данном случае был бы очевиден. Конечно, она посоветует мне принять предложение Эрика.
Я положила трубку и замерла. Потом снова сняла ее и быстро набрала первые несколько цифр домашнего номера, чтобы услышать голос мамы или папы…
– Лиза! – требовательно донеслось в этот момент из спальни. Эльспет позвала меня, как всегда, вовремя. – Иди сюда, мне нужно обсудить с тобой, какие цветы мы поставим в холле в день свадьбы.
На следующее утро я высадила Эльспет у входа для амбулаторных больных в клинике Святого Экспедитора. Я предложила ей пойти вместе, но старуха опять сказала, что легче переносит осмотр, когда она одна. Я не хотела ей навязываться. Честно говоря, мне было чем заняться. Время шло, Эрик ждал моего ответа, а я все еще не решила, как мне поступить.
К тому же я устала от Эльспет. Никогда в жизни не приходилось мне так много времени проводить с человеком, от которого нельзя отойти ни на шаг. Разве что однажды, когда соседка в Солихалле попросила меня присмотреть за ее детьми. Детей было двое: Шону два года, Кристоферу – пять. Я на одну минуту оставила их одних поиграть в песочнице, чтобы сходить в туалет, а когда я вернулась, Шон сидел на крыше сарая, а Кристофер уже чебурахнулся оттуда головой вниз и лежал плашмя на земле. Оказалось, он хотел показать младшему брату, как действуют настоящие рейнджеры. Вот тогда я и пообещала себе, что своих детей у меня никогда не будет.
Ухаживая за Эльспет, я только убеждалась в своей правоте. И то, что она разыгрывала мученицу, не могло меня не раздражать, хоть я и чувствовала себя виноватой. Вы, разумеется, понимаете, о чем я. Мученики и страдалицы – это особый тип людей; они отказываются от вашей помощи и считают себя при этом очень добродетельными. Но дело в том, что им не столько нужна помощь, сколько нужно поджать сухонькие губки и демонстративно продолжить свой путь, преодолевая боль и трудности. Нет, дело не в получении помощи, а в том, сколько раз в день мученики напомнят вам, как они от нее отказались и от чего им вообще приходится отказываться. Может, этим людям и не нужно, чтобы за ними ухаживали, но им просто необходимо, чтобы их слушали. Им нужна аудитория, и важнее для них ничего нет.
И вот теперь Эльспет хочет, чтобы я вышла замуж за ее сына. Ну что ей, спрашивается, не жилось спокойно? И почему бы старухе спокойно не умереть, зная, что мы поженимся в ближайшем будущем? Почему надо обязательно увидеть это своими глазами? Разве не достаточно было убедиться в том, что Эрик – не голубой?
Когда Эльспет скрылась за дверьми клиники, я быстренько припарковала «мерседес» Эрика («машинка на каждый день», как он его называл; «машинка» стоила больше, чем дом моих родителей) и кинулась к Брэнди. С ней, хотя она тоже была больна и страдала, я общалась с несравнимо большим удовольствием.
– Как жизнь? Как свекровь? – спросила подруга, как только я вошла.
– Получает полное медицинское обслуживание на самом высоком уровне, – сказала я. – Только что подбросила ее до клиники, и она отправилась не то на анализы, не то на процедуры. Во всяком случае, старуха заявила, что пробудет здесь весь день. Я предлагала побыть с ней, но она сказала, что ей проще одной. Решила пойти без сопровождающих. А потом ныла всю дорогу, как одиноко целый день сидеть в очередях в больнице. Так что я снова предложила составить ей компанию. И она снова отказалась. И снова принялась ныть. И так далее, и так далее… Я изо всех сил стараюсь понять ее и пожалеть. Чувствую себя просто стервой: я же вижу, как тяжело тебе приходится, а она проходит через то же самое, только ее никто не может вылечить. Все, что могут сделать врачи, это облегчить ее муки перед смертью. А я… – Я уронила голову на руки.
– Ничего, не расстраивайся, – заговорила Брэнди. – Болезнь никого не красит, а уж рак тем более. Тут у нас есть одна больная – лежит через две палаты от меня, – так и хочется сделать ей смертельную инъекцию, до того по-скотски она ведет себя с персоналом.
– Я просто хотела, чтобы Эльспет была счастлива перед смертью, а она… – Я не выдержала и разрыдалась. – Брэнди, ты не представляешь, она хочет, чтобы мы с Эриком поженились!
– Не плачь! Я знаю, она думает, что вы помолвлены, – сказала Брэнди.
– Ничего ты еще не знаешь, – всхлипнула я, – она хочет, чтобы мы поженились в это воскресенье!
И я рассказала подруге, как все это было, во всех жестоких деталях и с кровожадными подробностями: настойчивое желание Эльспет, чтобы мы поженились прежде, чем она умрет; наследство; проблемы с визой; обещанные мне деньги и роль – короче, подкуп.
– А мне кажется, я уже видела фильм с таким названием. Ну точно, видела – с Арнольдом Шварценеггером.
– Да нет, Эрик собирается ставить фильм по Толстому, – протянула я. – Нет, ну что, ну что мне делать?
Брэнди пожала плечами. А потом сказала:
– Знаешь, а для тебя это было бы не так уж и плохо. Если ты выйдешь замуж за Эрика, то получишь грин-карту и сможешь работать официально.
– Знаю, но…
– И может быть, он даже сдержит слово и даст тебе роль в этом фильме – как его там, «Воскресный…»?
– «Воскресение».
– И деньги он тебе заплатит, это уж точно. Не сомневаюсь, что Эрик обезопасит себя всякими там юридическими документами и предварительными соглашениями, но раз уж он платит тебе пять тысяч баксов в день только за то, чтобы нянчиться с его матушкой, значит, за то, чтобы ты побыла его женой, он готов заплатить больше. Хотя бы в два раза.
– Знаю…
– Ты могла бы не тратить эти деньги, а снять собственное кино. Может быть, мы даже занялись бы этим вместе. Когда я поправлюсь, а? Вообще, можно было бы снять кино про меня.
Я улыбнулась, вспомнив, что говорил мне Джо. «Если бы про нас снять кино…»
– Да, вот это было бы классно, – согласилась я.
– И у этого фильма обязательно будет хороший конец. Знаешь, что я тебе скажу, подруга? Соглашайся. Что тебе терять?
Мне показалось, сила гравитации в комнате удвоилась. Тяжелый груз этих слов просто придавил меня к полу. Что мне терять?
