— Обещаю.
Через полтора часа громадный, но вежливый сержант забрал Чарльза; у того в глазах стояли слезы, но он держался. Сержант согласился поместить узника в одиночку и допустить мисс Фишер и родных Чарльза навестить его утром. Со смешанными чувствами Фрина наблюдала, как его уводят. Кто же все-таки прикончил незадачливого Бернарда, которого, похоже, никому не жаль?
Взвизгнув тормозами, подлетело такси и едва не врезалось в фургон, на котором увозили задержанного. Из машины выскочил пунцовый от злости Бен Роджерс и взлетел на крыльцо.
— Где Чарльз? Он у вас?
— Нет, — ответила Фрина; немного отступив, она ухватилась за горлышко стоящей возле двери вазы. — Его забрала полиция. Он сдался. Это не его рук дело.
— Откуда вам знать? — рявкнул трубач. — У него был мотив.
— Мотив был, а средств не было. И я это докажу, — добавила она, не выпуская вазу на случай, если трубач начнет действовать согласно своей репутации.
— А сумеете? — ухмыльнулся он.
Фрина улыбнулась.
— Сумею, — заверила она.
Бен Роджерс глянул на нее своим убойным стоваттным взглядом, сплюнул ей под ноги и метнулся вниз по ступеням. Лишь когда трубач благополучно сел в такси и укатил, Фрина закрыла дверь.
— Раз так, пойду-ка я спать. Жаль, конечно, что в одиночестве, но ничего не попишешь.
Подавив острое сожаление, что с нею нет Питера Смита, самого страстного из анархистов, она подчинилась собственному решению и вскоре уснула.
Проснулась Фрина рано утром, ей опять снились розы. Черный блестящий слизняк забрался в самую сердцевину одной из них. Проснувшись, она решительно заключила: ее подсознание пытается что-то сообщить — и вновь погрузилась в сон, чтобы дать ему еще один шанс.
Однако все оказалось впустую, и Фрина проснулась уже в обычное время, так ничего и не прояснив, с мыслью, что ей опять придется нанести визит госпоже Фриман. Это решение не улучшало и без того гнетущий день. Небеса рыдали.
— Да что ж такое, боже мой! — воскликнула Дот, когда у нее в руках порвался шнурок от туфли Фрины. — День, видать, не задался, мисс.
— Это верно. Чарльз Фриман в руках полиции, а мне надо еще разок повидать его припадочную мамашу и расспросить про Виктора. Фотографии от Джека Робинсона доставили?
— Да, мисс. — Дот потянула за второй шнурок, и он тоже лопнул.
— Наверное, мне лучше надеть другие туфли, Дот, — мягко сказала Фрина. — Похоже, с неодушевленными объектами сегодня мне не везет. Слетаю-ка я по делам, навещу госпожу Фриман и Бобби. Один из них точно будет рад меня видеть.
Бобби открыл дверь в халате.
— У меня для вас подарок, — объявила Фрина.
Он схватил пачку фотографий и прижал к груди.
— Спасибо, мисс Фишер, как мне вас благодарить? После разговора с вами я почувствовал, что наконец-то освободился от Чарльза. Он больше не имеет надо мной власти. Я не предлагаю вам войти, у меня э-э… гости. Может, вы поужинаете со мной сегодня?
— Я уже приглашена, — с улыбкой сообщила Фрина и ушла из его жизни.
— Дот была права, — проговорила она, заводя машину. — День не задался. Благодарности мне не досталось, однако хоть снова слезами не залили, и на том спасибо. Ладно, а теперь — к госпоже Фриман.
К счастью, хоть дождь прекратился.
Госпожа Фриман, похоже, с прошлого раза так и не поднималась. Она по-прежнему лежала на кушетке и плакала под присмотром заботливой горничной. Может, сердца у нее и нет, подумала Фрина, зато слезные железы работают бесперебойно.
— Мисс Фишер, они арестовали моего сына!
— Которого? — ехидно поинтересовалась Фрина, присаживаясь на край кушетки. — Хватит истерик, госпожа Фриман, на меня это не действует и только утомляет. Женщине с таким сердцем, как у вас, не пристало ныть. Выходит неубедительно. Чарльз будет на свободе, как только я раскрою убийство. Теперь, вы хотите, чтобы я продолжала искать вашего второго, позорно отвергнутого сына, или бросить это дело? В Мельбурне есть еще две женщины-детектива, они будут рады продолжить поиски.
С минуту госпожа Фриман молчала. Фрине стало интересно: неужели она собирается с силами, чтобы выставить дерзкую гостью из дома, но госпожа Фриман заговорила спокойно:
— Пожалуйста, продолжайте. Не знаю, мисс Фишер, почему я вам доверяю, вы самая большая грубиянка из всех, что я имела несчастье встречать, но все-таки я вам верю.
— Замечательно. Есть у вас какие-либо догадки, где может быть Виктор? Когда он вернулся в Мельбурн, откуда и с какими ранениями?
— Домой его отправили из Англии в сентябре шестнадцатого года. Он был в Восстановительном госпитале леди Монтегю, но там сказали, что его нельзя вылечить окончательно. Говорят, три месяца он вообще был слепым. После Галлиполи он попал во Францию, про это место еще песенку поют. Как она там?.. — Госпожа Фриман что-то напела себе под нос, а затем тихонько вывела надтреснутым фальшивым сопрано: — «Мадемуазель из Армантьер, вот как было. Бой в местечке под названием Позьер».
Значит, Берт был прав. Там-то бедный Виктор и свихнулся. Позьер. Берт сказал, что так произошло со многими.
— Видите ли, я стояла перед ужасной дилеммой. Он был, как бы это сказать, весь на нервах, грубил, не спал. Я не могла позволить бедному Чарльзу быть свидетелем того, как его отважный брат верещит, словно торговка на базаре. Он стал просто невыносим, мисс Фишер. А ведь был такой тихий мальчик, музыку любил, езду верховую. Поэтому я сказала Чарльзу, что Виктор умер. А наглец поверенный заявил, что назвать кого-то умершим, если знаешь, что человек жив, это мошенничество, и я вынуждаю его жульничать в Верховном суде. Да ни о чем таком я и не думала! Так или иначе, Виктор где-то пропадает уже восемь лет. Его можно признать умершим. У этого поверенного еще хватило бесстыдства сказать мне, что, если я хочу подать такое прошение, искать Виктора не стоит. Но в таком случае, если Виктора признают мертвым, и если он так и не женился — а я в этом уверена — тогда другая часть собственности не переходит к Чарльзу. Это называется — как бишь его? — наследство без долгов и налогов. Так вот этот остаток мой глупый муженек завещал Королевской детской больнице. А это значит, что у меня нет ничего, кроме украшений и одежды, которая на мне!
Теперь причина истерики прояснилась.
— Но если выяснится, что Виктор и впрямь умер, дом перейдет ко мне, поскольку по армейскому завещанию мой мальчик оставляет мне все свое имущество.
Фрину уже тошнило, но приходилось слушать.
— В любом случае, — продолжала госпожа Фриман, изнемогая от несправедливости закона, — с Виктором было так тяжело, что я предпочла уехать, пока он был дома. Мой муж всегда ему потакал. Я жила в отеле «Брайтон», пока не получила телеграмму, что могу вернуться. Приехав домой, я узнала, что Виктор решил отправиться в буш, поскольку не выносил шума. Он ушел среди бела дня, даже не попрощавшись со мной. Я так страдала! Я же мать! Как он мог просто так уйти, не сказав мне ни слова! Я так и не поняла, когда он уехал, и никогда больше не получала о нем вестей. Мой муж каждый год отправлял чек в местечко под названием Толботвилль, это где-то в Гипсленде. Но никогда не говорил, что поддерживает связь с Виктором. На днях, после нашего с вами разговора я обшарила стол мужа; никаких документов, конечно, там не было, зато я нашла вот это. Я даже о таком и не подозревала.
