– Представить не могу, что вы ему сказали, – пробормотал Викерз вместо приветствия. – Он уже несколько месяцев и не думал читать. – Он нахмурился. – А почему вас-то это так радует?
Гордость была ее большим грехом. «Прекрати меня злить», – в детстве бранила Оливию мать. Но Оливия никогда не могла выносить плохое настроение матери и ее хандру; от них всегда можно было избавиться. Неужели Марвик совсем другой? Оливия была уверена, что просьбу герцога принести газеты можно расценивать как положительный знак проводимой ею стратегии. И если не считать всей этой ерунды про убийства людей, он выйдет из своих покоев не позже, чем через неделю.
– Не берите в голову, – сказала она Викерзу. – А почему вы все еще тут? Отнесите ему газеты.
– «Телеграф» мы не получаем уж целую вечность. Я отправил Брэдли купить ее. А теперь… – Викерз махнул головой в сторону двери Джонза, – их, должно быть, гладят.
А что если герцог передумал, ожидая газеты? Разве не все понимают, каким переменчивым и шатким может быть его настроение?
– Не дай бог, герцог перепачкает руки чернилами! – воскликнула она.
– Дело не в чернилах, мэм, – сказал Брэдли. – Его светлость очень трепетно относится к газетам – он даже складочки на них не выносит.
Так ли это? Хорошо бы он так же относился к состоянию своих покоев.
И тут ее осенила чудесная мысль.
– Как скоро он требует принеси газеты? – спросила она.
Викерз и Брэдли обменялись мрачными взглядами.
– Вероятно, они нужны ему как можно скорее, потому что он трезвонит в звонок с самого рассвета. Кстати, он давным-давно так рано не просыпался. – Слуга посмотрел на дверь. – Я бы хотел, чтобы Джонз поторопился. Ему-то не придется сталкиваться с герцогом лицом к лицу после такой задержки.
Словно в ответ на его просьбу дверь отворилась. Обойдя Викерза, Оливия забрала газеты прямо из рук Джонза.
– Я отнесу их, – заявила она.
Если герцогу нужны эти газеты, ему придется их заработать.
* * *
Оливия очень быстро поднялась по лестнице, перекладывая стопку газет с одной руки на другую, потому что они все еще хранили жар утюга и жгли ей руки даже сквозь рукава.
– Ваша светлость! – позвала она, входя в гостиную Марвика. – Я принесла газеты, которые вы просили.
– Несите их, – откликнулся он из-за двери.
Быстрый ответ герцога ободрил Оливию. Она заняла стратегическую позицию под защитой высокого комода. Он, конечно, недостаточно высок, чтобы защитить ее от снарядов или пуль, но для начала сойдет и такая защита.
Не прошло и минуты, как дверь рывком распахнулась. Состояние герцога явно улучшилось. На нем был халат – именно так джентльмен должен быть одет, читая утренние газеты.
Марвик посмотрел на Оливию – его волосы были всклокочены и светились золотом.
– Несите. Их. Сюда.
Увы, несмотря на то что халат герцога был сшит из отличного коричневого шелка с вышивкой, вид у Марвика все равно был утомленный. Впрочем, возможно, такое впечатление создавалось из-за того, что он то и дело переступал с ноги на ногу, словно пытаясь обуздать какое-то сильное желание. Как хорошо осознавать, что он хочет убить не ее. Оливия надеялась, что Марвик будет помнить об этом все оставшееся от их встречи время.
Она положила газеты на стол.
– Сегодня есть очень любопытные новости, ваша светлость, – сообщила она. – Насколько я понимаю, мэр разрешил запустить новую схему освещения…
– Я буду считать до пяти, – проворчал герцог.
– Да? – Она отодвинула верхнюю газету, чтобы показать другие заголовки.
– Вот это впечатляет – для трехлетки, да.
Марвик издал какой-то сдавленный звук. Подняв глаза, Оливия увидела, что он взялся рукой за косяк двери. На его мизинце поблескивало кольцо с печатью. Неужели он носил его и раньше? Оливия его точно не видела. Стало быть, и это тоже можно воспринимать как положительный знак.
Впрочем, то, с какой силой герцог вцепился к дверной косяк, свидетельствовало об обратном – костяшки его пальцев побелели. В голове Оливии промелькнуло воспоминание о том, как эти самые пальцы сжимают ее горло; без сомнения, выражение его лица можно легко воспринять как желание повторить попытку.
«Он предпочитает пули», – напомнила себе Оливия.
– А еще… – Она помолчала, чтобы глубоко вздохнуть и справиться с дрожью в голосе, которая ей совсем не нравилась, – …в церкви Святого Георгия планируется провести памятную службу по сэру Бодли. Вы когда-нибудь читали его мемуары? Он – очень смелый исследователь…
– Как вы смеете? – перебил ее герцог.
Он задал этот вопрос таким бесцветным голосом, что по спине Оливии пробежал холодок. Однако выбора у нее не было. Она должна вывести его из спальни.
– Это был риторический вопрос, ваша светлость? – как ни в чем не бывало спросила Оливия. – Когда вы говорите таким безучастным тоном, очень трудно определить…
– Если я отойду от этого дверного проема, вы об этом пожалеете. Это вы понимаете, мисс Джонсон?
Это была самая длинная угроза, которую он произнес по слогам. И похоже, она оказалась самой действенной. Во всяком случае, Оливия практически почувствовала боль в горле и почти физически ощутила хватку Мура, душившего ее.
Тут она поняла, что сминает газету и заставила себя выпустить ее из рук. О глажке можно забыть: ее пальцы были испачканы типографской краской.
– До этого стола совсем близко, – бодро произнесла она.
– Это должно беспокоить вас, – очень тихо ответил он.
Оливия очень крепко схватила себя руками за талию. Если она сейчас подчинится и отдаст газеты ему в руки, то он выставит ее и захлопнет дверь. А она может заказывать билеты во Францию, потому что никогда не сумеет взглянуть на бумаги, которые он хранит в своих покоях. Не сумеет – если улучшения в его состоянии не заставят его выйти из спальни.
– Если вы… если подойдете просто для того, чтобы взять эти газеты, то вы сможете узнать о чудесном развитии…
– Взять их?! – Он сделал какое-то короткое движение, и Оливия зажала рукой рот, чтобы сдержать крик. – Я вам, черт возьми, не собака! – прорычал герцог.
Оливия сжимала губы до тех пор, пока ей не стало больно. Какой унижающий звук он издал! Уменьшил ее до размеров мыши.
Ну и что? Он собирал газеты в своем логове, как собака – старые кости. И в этом, кстати, его вина, правда, разве не так? Если бы он вышел из комнаты, как любой нормальный человек, ей бы не пришлось преследовать его.
Да, ей нужно, чтобы он возмутился. При мысли об этом Оливия выпрямилась. Поправила на носу очки и, прищурившись, посмотрела на него.
– Нет, вы не собака. Как специалист, я могу сказать, что вы – джентльмен, пэр Англии и герцог – не меньше. Но весьма любопытный вид джентльмена, должна сказать, потому что сейчас вы такой лохматый, что вас по ошибке можно принять за пастушьего пса. – Она вдохнула. – Как вам удается что-то видеть сквозь эти лохмы?
