– Здравый подход к азартным играм… – заметил он. – Я с вами согласен: это отвратительное развлечение. Никогда не понимал его. – Герцог прикрыл слона ладьей, приведя Оливию в недоумение. – Разумеется, базовые принципы могут быть полезны где угодно. Взять хотя бы политику: что в этом деле успех, если не умение просчитывать удары противника, оценивать его способности, знать, когда надо попридержать ставки, а когда – поставить на кон сразу все?
Оливия чуть отодвинулась от стола и прищурилась, чтобы лучше видеть доску. Если он снова не начинает притворяться слабым игроком, то, возможно, еще есть вариант, что она не проиграет.
– Как приятно слышать, – рассеянно произнесла она, – что вести наши национальные дела – примерно то же самое, что играть в покер.
– Это в лучшем случае, – поморщившись, кивнул он. – В худшем – выяснять отношения, как на американском Западе.
– Полагаю, кто-то может захотеть, чтобы уж лучше вы играли. Или дрались на дуэли.
– Это почему же?
– Потому что вы нужны Англии. – Она сдвинула вперед пешку, чтобы его конь оказался под угрозой.
– Не будем возвращаться к этому, – спокойно проговорил Марвик. – Я только что убрал пистолет.
Оливия подняла на него глаза, дивясь тому, что герцог говорит о подобных вещах так спокойно. В ответ он печально улыбнулся, но улыбка пропала с его лица, когда он наклонился к ней.
– Как интересно, – сказал герцог. – Вы замечаете, что опускаете свои очки вниз, когда хотите посмотреть на что-то? Или на кого-то?
Оливия устремила хмурый взгляд на шахматную доску. Бертрам как-то говорил, что о человеке можно многое узнать, глядя на то, как он играет в шахматы. Ей было неприятно признавать, что он в состоянии высказать какие-то мудрые мысли, но резон в его замечании был: Марвик играл осторожно, долго обдумывая все возможные ходы. Но как только он принимал решение, то передвигал фигуру без дальнейших раздумий. И когда наступала очередь его противника…
– Так выходит, очки не помогают вам видеть лучше, миссис Джонсон?
Когда наступала очередь противника делать ход, он отвлекал его дурацкими замечаниями.
– Неучтиво поддразнивать противника, – сухо вымолвила Оливия. – Это же не игра в покер, как вы изволили заметить.
– Соблюдение учтивости – далеко не самая лучшая стратегия.
Оливия мрачно взглянула на него.
– Au contraire
[5]
, – сказала она. – Учтивость – ключ к вежливости, корректности, а корректность, в свою очередь, – это всегда хорошая стратегия.
– Боже мой, – спокойно проговорил Марвик. – Неужели вы нравитесь себе учтивой и благовоспитанной?
– Представить не могу, что вы иного мнения, – прищурившись, заметила Оливия.
Он беззаботно пожал плечами.
– Ну, как мне выразить свои мысли… Когда будете работать в другом месте, советую вам быть молчаливее, чем вы со мной.
Они говорили так, будто она уже оставила свое место. Возможно, все дело в его небрежном стиле общения. Герцог больше не заботился о том, чтобы держать с нею дистанцию. Правда, не сказать, что это беспокоило его.
В животе Оливии запорхали бабочки. Она тут же предложила им умереть.
Вновь склонившись над доской, Оливия подумала о спальне у нее за спиной, и о сундуке, который она должна обыскать до того, как ей найдут замену. Само собой, понадобится время, чтобы организовать собеседование с претендентками. Впрочем, если к претендентке будет приложена рекомендация от семьи друзей в виде фунтов стерлингов, то можно обойтись и без собеседования.
– Да, именно так, – кивнул Марвик. – Когда слуги молчат, складывается приятное впечатление. Это настоящее представление кротости, покорности и смирения, миссис Джонсон.
Оливия посмотрела на него.
– А вот теперь вы развлекаетесь.
Герцог усмехнулся.
– Вообще-то да, – сказал он, но внезапно на его лице появилось озабоченное выражение. Он посмотрел в окно, и его улыбка погасла.
Оливия почувствовала, что вызвало изменение его настроения. Герцог вспомнил, что играет роль затворника, для которого смех и компания недоступны. Через мгновение он выбросит ее и тем самым избежит проигрыша. Потому что несколько ходов уже показали, чем завершится игра на шахматной доске.
– Для того, чтобы ответить на ваш вопрос, – проговорила Оливия, – я должна сказать, что с большим уважением отношусь к учтивости и правилам этикета, я люблю их. Но понимаю, что всему свое место и свое время. Иногда, чтобы совершить добрый поступок, человек может и нарушить правила. – Она многозначительно помолчала. – Если бы не мое безрассудство, в этих комнатах сейчас не пахло бы так хорошо. И вы не читали бы в газете описание шахматных партий.
Герцог так пристально посмотрел на нее, словно ему было трудно вернуть свои мысли откуда-то издалека. Но потом на его губах промелькнула улыбка.
– Совершенно верно, – тихо промолвил он, а затем неожиданно потянулся, чтобы взять Оливию за запястье.
Она застыла, кончики ее пальцев замерли над королевой, во рту пересохло.
Он поднес руку Оливии к губам.
– Не только доброе дело, – прошептал он. – Вы не хотите двигать свою королеву.
«Отпустите меня», – хотелось ей сказать, но язык так и лип к нёбу, не давая промолвить ни слова.
– Чудесная ручка, – проговорил герцог и повернул ее руку, чтобы поцеловать ладонь.
Оливия отдернула руку, из ее груди вырвалось судорожное дыхание. Ей казалось, что ладонь горит в том месте, где он запечатлел поцелуй.
– Это… это не… – пролепетала она.
– Ваш ход, – перебил ее Марвик.
Оливия сжала лежащую на коленях руку в кулак.
– Зачем вы это сделали?
Герцог задумчиво улыбнулся.
– Лучше спросить, почему я, кажется, первый? Неужели там, где вы воспитывались и росли, мужчины были слепцами?
Шахматная доска превратилась в загадку. Оливия смотрела на нее, а сердце неистово колотилось в груди.
– Так где вы росли? – спросил он.
– Хватит! – Оливия встала. – Я…
– Хорошо. Сядьте! Я буду вести себя прилично. – Он говорил низким, успокаивающим голосом, словно понимал, что сделал с ней. Ее кожа все еще была покрыта мурашками. – Я также остановлю воображаемые часы, если вы не чувствуете, что попались на крючок. Подумайте хорошенько, прежде чем сделать ход.
Почему она снова села? Любопытство, предположила Оливия. С ней раньше никто не флиртовал.
Но неопытные альпинисты не начинают восхождения с альпийского Маттерхорна. Потакание любопытству – чудовищная глупость. Оливия это понимала, но сидела на месте, затаив дыхание, глядя на шахматную доску и чувствуя себя сбитой с толку; ее рука по-прежнему слегка дрожала.
