– Я… Я не…
Его лицо стало ужасным, искривленным от ярости. Он посмотрел на Оливию, на сундук и снова перевел взор на нее. И улыбнулся, обнажая клыки.
– Вы меня обворовываете, миссис Джонсон, – проговорил он.
– Нет. – Он прав – обворовывает. – Вы не понимаете…
Выражение его лица заставило Оливию замолчать. А еще то, как его гнев внезапно и полностью превратился в презрение.
– Да что вы? – Теперь он смотрел на нее, как на какую-то дрянь, попавшуюся ему на пути, – отвратительную, мерзкую. – И чего же это я не понимаю?
Судя по голосу Марвика, это его совершенно не волновало.
– У нас с вами общий враг! Лорд Бертрам – мне нужно было найти что-нибудь против него…
С отвращением фыркнув, герцог отвернулся. При виде его широкой спины Оливия смутилась и замолчала. Однако ей казалось, что Марвик должен был заинтересоваться тем, что она имеет в виду.
Он опустился на колени около сундука. Через мгновение он все сложит, увидит, что она взяла, что она по-прежнему держит под мышкой. Она должна ему сказать. Сейчас!
– Лорд Бертрам… – заговорила Оливия. – Он преследовал меня долгие годы. Вы должны меня выслушать. Я пришла сюда специально для…
– Так это он послал вас? – Герцог открыл сундук.
– Нет! – Оливия отошла от стены. Но, когда она сделала шаг вперед, чтобы приблизиться к Марвику, он наградил ее таким убийственном взглядом, словно ударил ледяным кулаком. – Он питает ко мне неприязнь. Поверьте! Мне нужен был способ остановить его, и я пришла сюда, когда поняла…
– А я решил, что вы ищете место горничной.
Она не сводила с него глаз.
– Вы… вы даже не хотите выслушать меня?
Его смех прозвучал как-то механически. Герцог приподнял подол подвенечного платья, и золотое шитье заблестело.
– Это принадлежало моей жене, – проговорил герцог. – Она многому меня научила. И оставила меня, научив выслушивать всевозможные истории. Я думаю, ваша история будет удивительнее, чем ее.
У Оливии подвело живот, ее затошнило. То, что он сравнивал ее со своей женой…
– Я не такая, как она.
– Да? – Он поднял на нее глаза. – Вы были знакомы?
Его голос изменился, но так было еще хуже. Теперь он говорил сердечным и приятным тоном, словно они стояли в уголке на каком-нибудь приеме и вели светскую беседу.
– Я не такая, как она, – снова прошептала Оливия.
Марвик устремил на нее долгий прямой взгляд.
– Вы хотите сказать, что ваши действия не вяжутся с вашим характером? Что я в вас ошибаюсь? Что это все не то, чем кажется? Вы это имеете в виду?
– Да! – Оливия помедлила. С чего начать? С писем от его жены, которые она обнаружила? Но она их не обнаруживала, а украла. У Элизабет, его невестки. Поможет ли это признание, захочется ли ему после этого выслушать Оливию, поверить ей и окончанию ее истории? – Все очень сложно, – быстро проговорила она. – Но если вы позволите мне объяснить… Видите ли, моя мать знала Бертрама с детства… Клянусь вам, я говорю это не просто так, в этом есть определенный смысл.
Герцог встал. Оливия пообещала себе, что не отступит, но когда он направился к ней, она опять ударилась спиной о стену.
– Да, – сказал Марвик, – я был совершенно не прав. Я неверно оценил вас. Вы заготовили чудесное объяснение, которое должно убедить меня в том, что вы жертва, а не воровка. И даже, полагаю, имеете благородные мотивы. – В его голосе звучали насмешливые нотки, которые, как пули, бились в ее голову. – Честная. Праведная. Непонятая.
Схватив Оливию за руку, он развернул ее, чтобы она увидела свое отражение в большом зеркале над его туалетным столом. Высотой в четыре фута и в полтора раза шире, зеркало отражало их обоих – его сжатый рот, его безжалостный прямой взгляд. Ее лицо стало белым и невыразительным – лицо воровки, у которой сорвали планы, обманщицы и лгуньи. Оливия смотрела в свои глаза – широко раскрытые, полные паники. Они совсем не казались невинными.
– И все же, проходя мимо зеркала, – задумчиво проговорил герцог, – на мгновение вы замираете и удивляетесь. Вы спрашиваете себя: кто это смотрит на вас оттуда? Вы видите лицо преступницы, испытывающей чувство вины. – Его губы сложились в некое подобие улыбки. – Уверен, у вас есть какая-то замечательная причина совершать преступления. А скажите-ка мне, вы видели письма моей жены, обыскивая мои вещи?
Внезапно Оливию как будто ударило – она поняла, что не сумеет его убедить, что бы она ему ни сказала. Потому что он решил, будто она все придумала, прочитав письма его жены.
Хуже того, если герцог обнаружит украденные ею письма – послания его жены, которые Оливия принесла в своем фартуке, чтобы положить их перед уходом на место, он неверно истолкует ее поведение. «Это он послал вас?» – спросил Марвик.
То, что у нее есть так много писем, написанных Бертрамом и Бертраму, лишь заставит герцога считать ее виновной в сговоре с Бертрамом.
– Я не хотела этого делать, – в отчаянии проговорила она. – Мне не доставляет удовольствия обманывать вас.
Марвик прижался щекой к ее волосам. Оливия услышала, как он вздохнул, и какая-то обезумевшая часть ее существа, дрожа, ожила от его близости, от его запаха, от тепла его кожи. При этом ее здравая часть застыла как полевая мышка, над которой промелькнула тень ястреба. Оливия даже дышать не осмеливалась.
– Разумеется, это вам не доставляет удовольствия, – прошептал герцог. Его дыхание согревало ей кожу, будя порочные воспоминания об удовольствиях прошлой ночи. – Получать от этого удовольствие – значит, вынужденно признать собственную вину. Полагаю, вам будет куда проще вообразить себя мученицей. Ночами будет спаться лучше. Должно быть, он очень хорошо заплатил вам за эту грязную работу.
– Он мне не платил, – зашептала в ответ Оливия. – Я его люто ненавижу. А по ночам я сплю не так уж хорошо.
– Нет, – отозвался Марвик после короткой паузы. – Я тоже сплю неважно. – Он отшатнулся от нее. – А скажите-ка мне вот что, миссис Джонсон. Как бы вы поступили, окажись вы на моем месте? Позвали бы полицию или побыстрее свершили бы правосудие?
Она и представить себе не могла, что герцог имеет в виду. И даже узнавать этого не хотела.
– Я хочу погубить Бертрама, – очень быстро проговорила она. – Вы правы, я знаю, что сделала ваша жена, и знаю, что объединяет нас с вами, потому что…
– Ах, так вам это было известно? Какая прелесть! – Он замолчал, вид у него был ошеломленный. – Конечно, это очень многое объясняет. Неудивительно, что вы продемонстрировали такую отвагу. Хотел бы я знать, когда вам стало известно о ее приключениях? До того, как мы встретились в библиотеке? До нашей встречи в саду этим утром? Говорите!
Оливия смотрела на него, умирая от стыда за собственный обман, задыхаясь от него. Потом она вздрогнула от того, что герцог положил руку ей на щеку и сжал ее от виска до подбородка.
