– Вы говорите что-то бессмысленное, – спокойно сказал Аластер.
– Но вы же так странно себя ведете! Мне кажется, это я в данной ситуации могу испытывать робость. В конце концов, это я – женщина.
Его нижняя челюсть напряглась. Он опустил газету.
– Не говорите ерунды!
Его замечание было, скорее, сердитым, чем заслуженным. Оливии захотелось поозорничать.
– Так вы не испытываете робости? – поинтересовалась она.
К ее удивлению – честно говоря, и к восторгу тоже, – герцог начал краснеть.
– Робости? Боже мой…
– Вы избегаете моего взгляда, – заметила Оливия. – Вы так быстро вытолкали меня утром из квартиры. А теперь вы отказываетесь разговаривать со мной. Так может, это вы боитесь, что разочаровали меня? Но уверяю вас, этого просто не могло быть. Я не ждала многого…
Аластер закашлялся.
– Боже мой! – Она потянулась к отставленной в сторону чашке чая, которую принес подобострастный кондуктор. – Хотите этого? Поймите меня правильно: все было чудесно. Я имею в виду прошлую ночь.
Он отодвинул чашку в сторону.
– Мне не нужно никаких чертовых… – Стиснув зубы, он посмотрел на нее. – Вы нарочно дразните меня?
– Нет. – Возможно. – Мне просто хотелось бы знать…
Марвик провел пятерней по волосам, сбросив шляпу.
– Вы – самая нахальная, бесстыдная…
Оливия напряглась. «Бесстыдная», да?
– Прошу прощения, вы считаете, что я должна притворяться, будто ничего не было? Или мне просто делать вид, что мне не понравилось?
Аластер замер, по-прежнему держа руку на голове. А потом на его лице появилось что-то еще: он прищурился, и это придало ему вид хищника, его ноздри раздувались, а губы постепенно растягивались в легкой улыбке.
– Нет, – промолвил он. – Притворяться ни к чему. Я чувствовал, что вам это нравилось.
Оливии внезапно показалось, что он как-то чрезмерно вежлив.
– Что ж, тогда…
– Но это не изменило всего остального. – Он выпрямился и снова взялся за газету, уставился на какую-то статью, но – Оливия была готова поклясться в этом – не видел при этом ни слова. – Мы будем действовать против Бертрама вместе. Однако это все, чего вы можете ждать от меня. Разумеется, вы это понимаете.
Его слова не должны были задеть ее. Но какая-то глупая, девчачья, безнадежная часть ее существа была задета его холодностью, и это была большая часть. Да что там – это была почти вся она.
И это, в свою очередь, заставило Оливию оцепенеть от ужаса.
Чего она ждала? Что он будет оплакивать собственное бесчестье и предложит ей выйти за него замуж? Но он же не собирался больше жениться. И даже если он соберется жениться, то что сможет предложить ей? Герцогство, хорошо. Оливия про себя скривила лицо. Ей нужна безопасность – вот что. Место, которое станет ее домом, которому она будет принадлежать. А не муж, который, просыпаясь по утрам, будет думать о том, как бы исправить свою прошлую жизнь – и все для того, чтобы узнать, что он женился на незаконнорожденной, которой не место в том мире, куда он хочет вернуться.
Ей ничего от него не нужно.
– Я бы не осмелилась пожелать большего, – холодно произнесла Оливия. – Джентльмена с таким высоким положением, как у вас? С вашими великолепными талантами? Боже, да я должна быть счастлива от того, что вы удостоили меня своим вниманием даже на час!
Аластер, нахмурившись, посмотрел на нее.
– Я не то имел в виду, – сказал он.
– Да? Господи, так скажите же мне, что вы имели в виду?
Он откинулся на спинку сиденья, не сводя с нее глаз.
– Я не… – Судя по тому, как дернулись его губы, он был разочарован. – Я не ищу себе любовницу.
Оливия сжала под столом кулаки.
– Как удобно, что я так подхожу на эту роль. Как бы там ни было, а любовницам обычно платят за услуги. По крайней мере прошлая ночь была счастливой случайностью.
– Неужели? – невыразительно спросил герцог.
– Конечно. У меня был очень трудный день. Я была сама не своя. Но, придя в себя, я потеряла интерес к таким вещам.
Аластер прищурился.
– Тогда, возможно, я смогу вновь разбудить этот интерес.
Оливию пробрала дрожь, однако она быстро отогнала волнение.
– Но теперь ощущение новизны пропало, – сказала она.
Опершись на локоть, он наклонился к ней через стол.
– Мы еще не начинали, Оливия.
Его голос сулил что-то мрачное, но Оливию это не задело. Она тоже нахмурилась и потянулась к Марвику, придвинувшись так близко, что их носы почти соприкоснулись.
– В самом деле? Что ж, тогда мне придется еще брать уроки. Но только у кого-нибудь другого, – заявила она.
– Черта с два! – Его рука сжалась на ее предплечье, и он рванул Оливию к себе, чтобы накрыть ее рот страстным поцелуем – с раскрытыми губами и переплетенными языками. Ее глаза медленно закрылись. Ну хорошо, может быть, еще один раз…
Скрип открываемой двери заставил Оливию отскочить назад.
– Подъезжаем к станции! – кислым тоном сообщил кондуктор. Осуждение в его голосе – должно быть, он видел, как они целовались, – подумалось ей, было подходящим приветствием по поводу возвращения в родной дом.
* * *
Этим утром спящая в первых лучах солнца Оливия Холлидей казалась не старше шестнадцати лет, и Аластер встал с кровати, испытывая чувство отвращения к себе. Он погубил ее. Девушка, умудрявшаяся идти по жизни вперед, не пасуя перед тысячью опасностей, которые подстерегают женщин… Он погубил ее, и не собирается ее спасать.
«И что?» – спросил себя Марвик, идя пешком к своему особняку. В конце концов это составляющая понятия «негодяй». Злодейство – это не просто пылающее торжество по поводу причинения заслуженной боли – это еще и тайная радость по поводу совершения несправедливости. Негодяю попросту все равно. А вот его жертве – нет.
Но, похоже, эта жертва не знает о том, что согрешила. В самом деле, складывалось такое впечатление, что она сделана из какого-то нового вещества, невероятно и неестественно эластичного, жизнерадостного, приготовленного на химической основе, вопреки законам природы. Когда он вернулся в квартиру, она приветствовала его слишком радостно для погубленной женщины. Она, не краснея, посмотрела ему в глаза, а теперь еще и донимает его разговорами о том, почему он этого не сделал. Ничто из того, что он сделал с нею прошлой ночью, не повредило ее сверхъестественному самообладанию, на которое она не имеет права. Незаконнорожденная дочь, служанка, девушка, которая меняет имена так же просто, как шляпки.
Он не мог ставить ей какие-то условия. Даже теперь, когда поезд со стоном затормозил, она сидела, глядя на него вызывающе. Как ей это удается? Марвик понимал источник собственной уверенности: его щитом была власть. Войдя в свой клуб впервые после перерыва, герцог почувствовал ее абсолютную силу с такой же очевидностью, с какой чувствовал кинжал у себя в кармане. Но Оливия, не имеющая ничего, шла по жизни, подняв голову так же высоко, как он, и, кажется, ничто не может заставить ее испытать чувство стыда. Как такое возможно?
