«Навсегда!» – это слово так и звенело у него в голове. Он хочет остаться в ней навсегда, чувствовать ее вес, удерживающий его на месте, держать Оливию за талию. Он будет брать ее тело снова и снова, и – помоги, господь, тому, кто попытается встать между ними, потому что их тела принадлежат друг другу. Его плоть проникла в ее плоть и крепко держит ее там. Сейчас Аластер понимал только это. Горячие влажные глубины ее тела несут в себе вызов, ответить на который может только он сам; он научит ее испытывать плотский голод, он будет использовать ее, и пусть весь мир катится ко всем чертям! У нее не будет возможности думать о чем-то еще; он будет наполнять ее так плотно, но в ней не останется места для иных мыслей.
Просунув руку между телами, он тер ее волшебный бугорок, пока Оливия не подняла голову и не закричала. Аластер крепко схватил ее и удержал на месте, чтобы она полностью отдалась наслаждению. По ее телу побежали конвульсии, которые охватили и его плоть, и его горячее семя вот-вот было готово вырваться наружу, чтобы пустить корни в ее теле, доказать, что она действительно принадлежит ему и только ему, что она навечно стала частью его…
«Нет!»
Сорвав с себя Оливию, он отбросил ее на сиденье. Он не предаст ее таким образом. Уткнувшись головой в стену кареты, он начал действовать сам – двух движений оказалось достаточно, чтобы его семя излилось на пол.
Когда Аластер, задыхаясь, повернулся к Оливии, то увидел, что ее прическа растрепана, все шпильки выпали из спутавшихся волос на колени, а юбки задрались. Несколько мгновений они молча смотрели друг на друга. Он был не в состоянии скрыть того, что она могла увидеть на его лице. Он не знал, что делать. Она заслуживает большего, лучшего. Но он не может предложить ей того, что она заслуживает.
Марвик не шелохнулся, хотя желание привлечь ее к себе, осыпать поцелуями ее лицо и шею было очень сильным: поставить последнюю точку, предупредить Оливию о том, чтобы она не забывала все, что он только что показал ей. Ее тело принадлежало ему. Но что он может предложить ей в ответ?
Он не шелохнулся. Потому что владеть ею он собирался до конца жизни – таким было его предложение. Ни одно другое исчисление времени ему не подходило. Но это абсурдно. И ему нечего больше предложить ей. Аластер не доверял себе настолько, чтобы предложить то, что было в его власти.
– Итак? – дрожащим голосом промолвила Оливия и облизнула губы.
Глядя на нее, Марвик испытал сладкую, горячую боль. Он был не в состоянии говорить. Когда Оливия рядом с ним, все слова теряют смысл. Все слова, которые имеют к ней отношение, – незаконнорожденная, лгунья, экономка, воровка – неправильные. Но слов, которыми можно было бы их заменить, нет. Как нет слов, имеющих какой-либо смысл, когда речь заходит о нем. Не жена. Не любовница. И не незнакомка.
Глава 16
Оливия плохо помнила свой единственный приезд в Шепвич, длившийся не больше одного-двух часов. Ей запомнился дом – определенно большой и пустой. Пожилая женщина, пытавшаяся усадить Оливию себе на колени. Правда, мама тут же забрала ее. И еще она помнила спор – очень сердитый, потому что мама плакала.
В памяти не сохранились какие-то подробности, которые помогли бы Оливии отыскать дом, где провела детство ее мать. Но сам по себе Шепвич по размеру был еще меньше, чем Алленз-Энд, – не больше дюжины домишек, разбросанных на повороте песчаной дороги, и владелец главного магазина, который с любопытством поздоровался с нею и сразу ответил:
– Семейство Холлидей? А-а, вам нужен белый дом! Это в полумиле отсюда по улице, позади него еще старый каменный сарай стоит. Вы его не пропустите. Вы – их родственница, да? У вас глаза, как у Холлидеев, и… – Он указал рукой на свой нос.
– Да, – сказала Оливия, – родственница. – С этими словами она предпочла быстро ретироваться к карете, где ее ждал Марвик. Она сразу подумала, что в его величавом присутствии торговец едва ли разговорится.
Оливия дала распоряжения кучеру – этот молодой человек легко соглашался ехать, куда надо, и был не против того, чтобы целый день колесить по деревням. Угрюмый Аластер, ссутулившись, сидел в карете. Очевидно, соитие оказало на них разное действие: сильно оживило Оливию, а у Марвика, как всегда, был такой вид, словно его ударили по голове.
– Что вы думаете о моем носе? – спросила она.
Встряхнувшись, Аластер нахмурился и взглянул на него.
– О вашем носе в отдельности я как-то еще не думал.
– Именно так, – с удовлетворением заявила Оливия. У нее был достаточно прямой нос – возможно, чуть великоватый для истинной красоты. Но она считала, что в остальном он ничем не примечателен. – Но торговец в магазине заявил, что он выдает во мне родственницу Холлидеев.
Оливия и не думала, что ее слова станут для герцога каким-то открытием, но они явно заинтересовали его. Наклонившись вперед, он стал рассматривать ее нос так пристально, что через мгновение она занервничала и подняла руку, чтобы скрыть от него свой нос.
– Нос как нос, – промолвила она. – И не говорите мне, что это не так.
Уголок его рта изогнулся.
– Да я бы и не посмел, – проговорил Аластер. – Очень красивый носик, я бы сказал.
Уронив руку, Оливия внимательно посмотрела на него.
– Ну и комплимент! Я передумала: мой нос должен стать восьмым чудом света!
Снова помрачнев, герцог отодвинулся в угол кареты.
– Я и раньше говорил вам комплименты.
– Да? – Оливия пожала плечами. – Очень хорошо.
– Говорил.
Она не видела причины начинать спор. Оливия выглянула в окно, внезапно почувствовав нервную дрожь в животе. Эта узкая часть Кента – последняя лента плодородной земли, за которой почва становится соленой и песчаной, была землей ее предков. Ровные зеленые поля до бесконечности тянулись под серым небом вдаль. Если эти люди – Холлидей – попытаются захлопнуть дверь у нее перед носом, Оливия не станет плакать. Но если бы не… интерлюдия на этом самом сиденье, она бы сильно разозлилась на них. Вместо этого она поручит Марвику холодно потолковать с ними и припугнуть.
– Я говорил вам, что вы прекрасны, – сказал он.
Оливия удивленно посмотрела на него.
– Да, конечно. Но это было во время… – Она почувствовала, что краснеет. Любопытно: человек может делать какие-то вещи, не испытывая стыда, но говорить о них он не в состоянии.
Марвик понимающе улыбнулся.
– Это считается, – заявил он. – Но я готов повторить свои слова, если вы отнеслись к ним скептически: вы прекрасны, Оливия.
Оливия нахмурилась, не понимая, зачем он это говорит.
– Вообще-то нет, – сказала она.
– Да, – упрямо повторил он. – Вы красивы.
Да что за ерунда!
– Мы с вами оба знаем, что такое красота. – В ее голосе зазвучали язвительные нотки. Ей вовсе не хотелось, чтобы он относился к ней покровительственно. – Красивой была ваша жена. Она была самим воплощением красоты.
