Моя должность тебе известна, да только вряд ли ты знаешь, какие бумаги проходят через помощника начальника штаба по материально-технической части. Без него пуговицу с бушлата не спишешь. А начальство, оно не в пуговицах свой интерес видит. Так что с этого момента за лавку покрепче держись и пьяный базар дяди Вани в оба слушай. Второго раза не будет, предупреждаю сразу. Потому как завтра же Любаня меня опять к наркологу потащит, а у трезвого что на уме, то на уме, но язык при этом в жопе…
Так вот. На военных складах чего угодно при желании обнаружить можно. А можно и не обнаружить, тоже при желании. Смекаешь? Вот и смекай. Работа твоя такая.
Что касаемо меня, то я эти склады самолично чуть ли не на пузе облазил, когда дела принимал. Чтобы на недостачу не напороться. Или на какой-нибудь боекомплект неучтенный, который потом за моей спиной продадут и спасибо мне сказать забудут. Короче говоря, на местности определился, в обстановке разобрался, и, ежели бы кто меня спросил: «А не числится ли у штаба на балансе такая-то и такая-то хреновина?», я бы не сопли жевал, а доложил бы коротко и ясно, по всей форме. «Так точно, имеется такая хреновина в соответствующем количестве». Или же наоборот: «Нетути интересующей вас хреновины, зато есть тысяча пятнадцать штук совсем других фиговин, плюс столько-то прилагающихся к ним ерундовин в придачу». Ничего, что я образно выражаюсь? Ты хреновинами себе голову не забивай, пропускай их мимо ушей. Потому что не о них речь дальше пойдет, а о медикаментах и медицинском оборудовании на такую сумму, что и вслух произнести боязно. Интересно? Интересно, конечно. Но самое любопытное, что вся эта Кукуева гора пилюль и протезов, оказывается, за нашим штабом числилась. А я — ни сном ни духом. Унизительно. Прикинул я дебет к кредиту и призадумался. С меня, значит, за ящик тушенки тухлой стружку можно снимать, а кто-то передвижными госпиталями направо и налево торгует — и ему хоть бы хны. Вернее, это мне — хны. Тем, кто меня за польского болвана держит, как раз сплошные хиханьки да хаханьки.
Я случайно про медикаменты узнал. Сижу однажды в новом кабинете, а тут звонок. В трубке лепечут не по-нашему. Потом вежливо так: «Старьтуйти, пажалиста»… Турок какой-то, а может, еще кто похуже. Но факс на русском пришел, без дураков. И в нем черным по белому: да, заинтересованы в приобретении медоборудования с вашего склада, готовы выставить аккредитив, просьба сообщить, когда наши представители смогут вылететь для осмотра товара и составления контракта. Но товара-то нет, я же знаю! А ведь в штабе не кидалы коммерческие собрались, тут за свои слова мужики отвечать привыкли.
Ломаю голову, в затылке чешу. Вдруг вижу: письмецо-то бывшему помначштаба адресовано, этому, как его?.. Ху… Хи… О, Хурдамедову. Он во время рыбалки утонул, аккурат за неделю до моего назначения. Человека нет, а телефонный номер остался. Вот и обозвали меня Хурдамедовым, что, конечно, русскому человеку обидно. Мне бы той бумажкой задницу подтереть и забыть, а я, дурак, сижу, разбираюсь.
В конце депеши приписка — мелкими буковками. И упоминается там какой-то протокол о намерениях, подписанный командующим нашим округом. А медицинское оборудование что собой представляет по большому счету? Правильно, материально-техническую часть. Вот ею я и заведовал. И, как говорится, дозаведовался. Сунулся к начштаба с письмецом, а он на меня глаза выкатил, сорок восьмого калибра, не меньше. Знать ничего не знаю, ведать ничего не ведаю, а вам, товарищ полковник, самое время заняться инвентаризацией продсклада, с которого загадочным образом исчез ящик тушенки и мешок ячневой крупы. Другими словами: кыш отсюда, не суйся, куда не просят. А потом персоной моей особисты заинтересовались. Не успел я и оглянуться, как меня с язвой моей застарелой от кормушки штабной и оттеснили. Ненадежным я им показался. А может, оно и к лучшему?
* * *
— Да уж не к худшему, — согласился Громов. — Рябоконь-то вчера скопытился, слыхал? Якобы дорожно-транспортное происшествие. Обычное дело, когда кого-нибудь убрать нужно. Был Рябоконь — и нет Рябоконя.
— Туда ему и дорога, — прочувствованно сказал Тупиков, сжимая в руке кружку. — Поминать его добрым словом не стану, а если недобрые начну говорить, то водки у тебя, гражданин чекист, под все мои тосты не хватит.
Сначала он просто походил на бочонок, а теперь от него в придачу еще и разило, как из винной бочки. Тупиков, почти не закусывая, уже без малого литр водки успел в себя влить, тогда как Громов до сих пор с третьей порцией не расправился.
— Зачем тосты? — произнес он примирительным тоном. — Тостов как раз не надо. Ты лучше вот что мне скажи, Иван Сергеевич… Неужто Рябоконь у вас в штабе такими большими делами заправлял? Еще куда ни шло, если бы он мелкооптовыми поставками стрелкового оружия занимался, но истребители… Не по чину подполковнику миллионами ворочать, м-м?
— Что верно, то верно, — признал Тупиков. Попытавшись посмотреть в глаза собеседнику, он уперся взглядом сначала в дощатую стену за его спиной, а потом и вовсе зациклился на своей кружке.
— Так в чем тут хитрость, поясни, — продолжал расшевеливать его Громов. — Почему именно Рябоконь на тебя взъелся? И вообще, какая его роль была во всей этой истории?
— А собачья роль, — откликнулся Тупиков, шумно всосав в себя мякоть помидора. — Он при штабе цепным псом был.
— Кто же его на цепи держал? Начальник штаба, наверное?
— Ха, начальник штаба! Это тоже мелкая сошка в масштабе Минобороны. Рябоконя сам командующий округом прикармливал, генерал-майор Чреватых. Не знаю, каким образом, но особый отдел он в свою личную гвардию превратил. Чуть что — встава-ай, страна огромная-а, встава-ай на смертный бо-ой…
Неожиданный запев завершился на такой низкой ноте, которая смогла бы посрамить любого начинающего дьякона. Удовлетворенно хохотнув, Тупиков поднялся во весь рост и, качнувшись, отрапортовал, что временно убывает для аварийного опорожнения бака. Едва не смахнув своим провисшим шлангом пустую бутылку, он выбрался из-за стола и исчез за дверью парной. Видать, даже хорошо поддатый, он не рисковал выбраться наружу, где подстерегал его зоркий глаз махновки Любани. Впрочем, мысли Громова были далеки от взаимоотношений супругов Тупиковых. После пространной лекции отставного помначштаба мотив совершенного теракта сделался Понятен и предельно ясен. Уничтожив самолет с гуманитарной помощью, заговорщики тем самым скрыли следы хищения. Факсограмма, попавшая по ошибке к Тупикову, свидетельствовала о том, что афера готовилась загодя. Пока дипломаты и работники соответствующих ведомств утрясали все вопросы, связанные с доставкой груза в Чечню, оборотистые вояки уже точно знали, что и как они станут делать, когда транспортный самолет совершит посадку на аэродроме военного округа. И похищенный товар они начали продавать до того, как он был разгружен на складах. И за пилотом Северцевым установили наблюдение раньше, чем он сам узнал, какой рейс ему предстоит. Только кто-то из сидящих на самой верхушке армейской пирамиды мог предусмотреть эти и другие мелочи.
В результате такой прозорливости военных преступников представители Красного Креста не только призыв к милосердию подписали, но и смертный приговор. Себе. Потому что господам военным мир, что вурдалакам — кол осиновый. На кой он им сдался? И кому сами военные нужны, если мир? Понятия не просто противоположные, а антагонистические. Самолет с гуманитарной помощью, правда, не по идейным соображениям был взорван. Деньги тут были замешаны, причем колоссальнейшие. Интересно, на какую сумму тянул похищенный товар, который не терпелось сбагрить генерал-майору Чреватых?
