— Что вы собираетесь делать, сир?
— А что я могу сделать? — спросил его Иоанн ничего не выражающим голосом. — Я не могу его в таком виде предъявить миру. Ему уже причинен непоправимый вред.
Де Броз с завидным постоянством видел Иоанна в дурном расположении духа. Один или два раза он видел вспышки кипящей, раскаленной ярости, но то, что происходило сейчас, было чем-то иным. Его нынешний гнев был каким-то необъяснимым и острым, как осколки льда, от него было такое же горькое, обжигающее ощущение. Иоанн полностью контролировал свои чувства, как и всегда, но все же такого Иоанна де Броз не знал. Этот Иоанн подошел к самому краю чего-то и готов был броситься в бездну.
— Сир? — де Броз был сильным мужчиной, но сейчас его голос дрожал, как у молодого оруженосца.
— Бессмысленно оставлять его в живых. Он не оправится. Я лишь облегчу его страдания. Он же мой племянник, — он вынул из-за пояса маленький острый нож, которым он тем вечером резал себе яблоко, и придавил ногой шею Артура, чтобы тот не смог пошевелиться.
Де Броз отвернулся и так крепко зажмурился, что в глазах у него поплыли кроваво-красные звездочки. Все произошло почти беззвучно. Мягкий стон, сопровождающий напряжение мышц, тихий треск, бульканье крови и шорох соломы (Артур забился в предсмертной агонии), а потом тишина, нарушаемая только дыханием Иоанна и де Броза, тяжелым, как сталь. Де Броз был почти уверен, что в следующее мгновение лезвие полоснет по его горлу.
— Есть работа, — произнес тем же ледяным тоном Иоанн. — Поставь фонарь и помоги мне.
Де Броз вздрогнул так, будто ему самому был нанесен смертельный удар. Его зубы стучали так же, как зубы Артура, до того как нож прошелся по его горлу.
— Да соберись же ты, — прорычал Иоанн. Фонтан крови Артура не забрызгал его, но де Броз все еще ощущал в воздухе ее солоновато-сладкий запах. — Ты замешан в этом, и поэтому ты в такой же опасности, как и я.
— Я… я ничего не сделал, — де Броз в ужасе уставился на Иоанна.
— И кто тебе поверит? — фыркнул Иоанн. — Люди знают, что ты мой сторожевой пес. При дворе на каждом углу болтают о том, что Вильгельм де Броз за землю или золото пойдет на все. Ты, так же как и я, не должен допустить, чтобы это вышло на свет. Нравится тебе это или нет, но ты увяз в этом по уши. И для того, чтобы мы могли выплыть, мой племянник должен бесследно кануть на дно. Тебе понятно? — он пододвинулся ближе, выдыхая винные пары прямо в лицо де Брозу: — Бесследно… Если об этом хоть что-нибудь станет известно, я буду знать, откуда просочились слухи, и для тебя не найдется на свете места, где можно спрятаться, ни для тебя, ни для твоей семьи — никогда.
Де Броз сглотнул и кивнул. После смерти он отправится в ад, но вряд ли ему удастся ощутить разницу, потому что он попал туда еще при жизни.
Глава 12
Лонгевиль, Нормандия, лето 1203 года
Изабель пробовала ткань на ощупь, пытаясь понять, хороша ли она. Это была добротная фламандская саржа, сотканная из английской шерсти и выкрашенная в насыщенный синий цвет лучшей вайдой из Тулузы. Купец, торговавший тканями, специально приехал в Лонгевиль, чтобы показать свой товар, и сейчас внимательно наблюдал за ней, как гончая в ожидании команды.
Детские голоса, доносившиеся со двора, заставили ее подойти к окну и выглянуть наружу. Вилли, Ричард и шестилетний Гилберт учились наносить удары мечом под присмотром одного из рыцарей. «Они так быстро растут!» — с гордостью и тоской подумала она. Вилли в свои тринадцать тянулся вверх быстрее, чем пшеница по весне, а голос, все еще детский, вот-вот должен был начать ломаться. И мышцы у него развивались, хотя фигура все еще оставалась мальчишеской. А кажется, всего минуту назад он появился на свет, и она пеленала его и укачивала на руках. А сейчас он любыми способами уклонялся от ласки и компанию мужчин предпочитал женской. А Ричард быстро бежал за ним вслед, куда бы тот ни шел, поскольку разница в возрасте у двух братьев была всего восемнадцать месяцев.
С ее сыновьями тренировались несколько других ребят, в частности парочка де Брозов, помладше. Изабель в Лонгевиле навещала леди Мод, пока их мужья были в отъезде с королем. Изабель не слишком любила леди Мод, но не могла отказать жене союзника и одного из самых влиятельных людей при дворе. Вильгельм де Броз так высоко воспарил, обласканный королем, что походил на ястреба, высматривающего в траве куропаток. Награды, подарки и замки сыпались на него как из рога изобилия, но леди Мод это, похоже, мало радовало. Обычно грубоватая и самоуверенная, она приобрела неприятную привычку все время тереть руки, будто хотела что-то с них смыть. Изабель гадала, не начало ли давать о себе знать напряжение, вызванное необходимостью соответствовать королевским ожиданиям и запросам.
Вернувшись к рулонам ткани, Изабель сообщила торговцу, что возьмет синюю шерсть.
Мадам де Броз, рассматривавшая рулон льняного полотна, насмешливо фыркнула:
— А я-то думала, что ты слишком занята упаковкой вещей перед отступлением, леди Маршал, и не захочешь добавлять к ним еще тряпок.
— Детей надо во что-то одевать, миледи, а здесь выгоднее покупать фламандскую саржу, чем в Англии. Думаю, вы скоро поймете, что я готова ко всему.
— Я тоже так думала, когда была наивной, как ты, — запальчиво сказала Мод.
Изабель выпрямилась.
— Не стоит путать вежливость с наивностью, — осадила она ее. — Я знаю, как устроен мир.
— Да неужели? — мрачно спросила Мод и улыбнулась одной из своих безрадостных желтозубых улыбок. — Как и у меня, у тебя есть хорошие, сильные сыновья, которыми можно гордиться. Твои старшие скоро станут мужчинами; я видела, как ты за ними следишь, и я знаю, о чем ты думаешь. Еще пара лет — и старший станет оруженосцем, начнет таскаться за юбками, зажимать девиц по углам, если получится, отправится воевать, а его братья и сестры будут еще младенцами в колыбельках, а то и вовсе в утробе.
Изабель залилась краской и убрала руку с живота; это просто смешно, месячные у нее закончились на прошлой неделе, и она знала, что не беременна, даже несмотря на то что Вильгельм несколько раз приезжал к ней, расстроенный, разочарованный, нуждающийся в успокоении.
— Да, — ответила она, — я горжусь своими сыновьями по праву.
Выражение лица Мод смягчилось:
— Как и мои для меня, твои для тебя — это выражение твоих достижений. Все матери любят своих сыновей, хотя, кто знает, что теперь думает о Иоанне королева Алиенора. Он, должно быть, принес ей страшное разочарование. — Она показала на льняное полотно: — А получше у вас нет? — спросила она у торговца требовательно и придирчиво. — Эта ткань подходит для крестьянской одежды.
С покрасневшими ушами человек зарылся снова в свои рулоны. Мод опять повернулась к Изабель:
— Я не хочу потерять своих мальчиков. Я беспокоюсь о них, и ты должна беспокоиться о судьбах твоих.
