Совершенно очевидно, что главной целью любого образования должно стать приобщение к качественному мышлению, анализу и синтезу. Речь идет и о способности мыслить вообще, и об узкопрофильных направлениях мыслительной деятельности. Вместо насыщения карманов и полок мозга данными учитель должен научить работать с любой информацией. И так как ничего не происходит без мотивации, первым шагом любого образовательного процесса становится даже не приобщение к способу мышления, а собственно стимулирование желания думать, задавать себе основополагающие, определяющие само существование вопросы и отвечать на них. Все-таки при детальном рассмотрении мотивов овладения знаниями выясняется их поразительное разнообразие.
На деле же едва ли не всякая образовательная идея, общая для большой группы людей, связана всего лишь с насаждением определенного формата знаний, как будто отборное мясо нанизывается на металлический прут для будущего шашлыка. Но часто те, которые такое мясо отбирают, сами давно привыкли к тухлятине, а порой нарочно не желают принимать во внимание существование на свете вегетарианцев. Навязывание тех или иных систем не поощряет развитие независимого мышления, поэтому склонные к свободному мышлению ученики, как правило, подавлялись нещадно и безапелляционно. Свобода всегда рассматривалась как угроза самой системе, послушание же и аккуратные, дозированные инъекции формализованных знаний, напротив, становились высшим достоинством учащегося. Нередко такое положение дел считалось нормой и для высших учебных заведений, или, что еще хуже, люди, пришедшие в них после обучения в ущербной начальной и средней школе, уже не нуждались ни в каком новаторстве. Ростки независимого мышления были напрочь уничтожены эрозией первого этапа приобщения к общей для масс системе.
«Студентам положено изучить столь многое, что у них едва ли остается время и силы думать. Не интерес к изучаемым предметам или к познанию и постижению как таковым, а знание того, что повышает меновую стоимость – вот побудительный мотив получения более широкого образования», – констатирует Эрих Фромм. Происходит все та же позорная подмена понятий, которая порой цинично поощряется самими учебными заведениями, – в виде нагромождения ненужных и малопригодных дисциплин с целью усиления мифической разносторонности образования. Нам давно ясно: все дело в мотивации. Самый верный выбор человек всегда делает тогда, когда жизнь без жалости припирает его к стенке своим неумолимым приговором. И в этой связи очень показательна судьба Стивена Хокинга, всемирно известного британского астрофизика. Этот пример проясняет очень многое как в человеческой мотивации, так и в предназначении человека на земле. Хокинг поступил в Оксфордский университет совершенно здоровым человеком; перед ним простиралась долгая, во всех отношениях увлекательная жизнь. Но уже после окончания начального университетского курса течение его жизни резко изменило свое веселое и беспечное русло – молодому человеку поставили чудовищный диагноз: амиотрофический латеральный склероз. Суть его в неизлечимости болезни, в постепенной потере контроля над опорно-двигательным аппаратом с атрофией разных групп мышц и неминуемым параличом. Медики отмерили Хокингу два с половиной года жизни – в ту пору ему исполнился двадцать один. «Я ощущал себя приговоренным к казни и вдруг понял, что я очень многим мог бы заняться, если бы исполнение приговора отложили», – вспоминал Хокинг о первом знакомстве со своей страшной линией судьбы. И что же? Он с остервенелостью, с могучей яростью ухватился за работу. Двигался быстрее остальных, защитил диссертацию, стал доктором философии, взялся за теоретическую физику, вскоре был избран членом Королевского общества и Лукасианским профессором математики. Он не победил болезнь полностью, но замедлил ее ход, забил собственной сосредоточенностью. Вместо смерти он избрал жизнь, и жизнь очень активную. Ему очень помогла поддержка жены и матери, но все остальное Хокинг сделал сам. На свою свадьбу он пришел, опираясь на палочку, к моменту рождения старшего сына ходил на костылях, а ко времени появления на свет дочери и младшего сына уже был в инвалидной коляске. Но не успокоился, не пал духом и не остыл к знаниям и победам, завоеванным на их основе. «Если вы знаете, что завтра утром вас повесят, это помогает вам хорошо сосредоточиться. И он действительно сосредоточился на своей работе так, как, я думаю, не смог бы сосредоточиться в противном случае», – сказала как-то мать ученого. «Эйнштейн наших дней», как называли Хокинга во второй половине 90-х годов XX века, остался неисправимым оптимистом, весьма оригинальным и неутомимым философом. Его книга «Краткая история времени. От Большого взрыва до черных дыр» была издана тиражом в несколько десятков миллионов экземпляров на многих языках, возглавляя долгие годы список бестселлеров. Ученый предложил новое толкование модели Вселенной, но не это главное в его жизни. Из своей жестокой, несправедливой судьбы целеустремленный человек создал философскую, праведную миссию. Столь необычная, экзотическая и крайне упорная миссия была важнейшим вкладом Хокинга в понимание обратного воздействия мотивации. Мотивация активного действия и, в частности, приобретения и использования знаний совершает революцию в сознании, производит детонацию мозговых клеток. Мотивация, усиленная сосредоточенностью, укрепляет жизнеспособность индивидуума в десятки раз, открывает потаенные двери для неведомых до того возможностей самореализации, она, в конечном итоге, формирует его судьбу. Сила мотивации безгранична, потому вовсе не случайно, что британского физика, знаменитого в начале XXI века, английские юноши в возрасте от шестнадцати до восемнадцати лет назвали одним из трех самых уважаемых современников.
Опыт обучения выдающихся личностей состоит, прежде всего, в их сосредоточении не на обучающей системе или объеме знаний, а на понимании структуры мира и поиске состыковки недостающих утилитарных знаний для строительства в этом мире новых плоскостей восприятия действительности. Наиболее реализованные практики всегда шли путем постижения себя и своего места в хаосе бытия, в то время как схоластически настроенные рассудительные мужи от науки направляли усилия на то, чтобы этим хаосом овладеть или, по меньшей мере, систематизировать его проявления. Потому-то попытки последних крайне редко венчались успехом, а их кабинетные размышления чаще всего покрыты слоем пыли. И это принципиальное различие в подходах всегда приводит к тому, что академические ученые – увы – приносят себе и людям слишком мало пользы, решительно отвергая, между прочим, тех самых успешных двигателей прогресса.
Существует множество комических историй о том, каким оглушительным фиаско завершалась академическая карьера того или иного известного человека, проявившего себя в будущем в качестве бесспорного покорителя массового сознания. Это вполне понятно: для успеха необходима иная структура мышления, воинственный подход к решению проблем, а не скромное фиксирование наблюдений. Стоит лишь вспомнить, как финансист-философ Джордж Сорос потерпел решительное поражение в попытках поставить свой локомотив на академические рельсы. Еще более печальны истории преподавательской деятельности писателя Николая Гоголя и философа Григория Сковороды. О первом говорили, что «вследствие патологической организации нервной системы, своего параноического характера он не мог готовиться к лекциям, как вообще не мог учиться, не мог быть скромным и любезным по отношению к простым смертным». По словам Ивана Тургенева, «для студентов стало ясно, что Гоголь ничего не смыслит в истории». В результате выдающийся мастер слова был попросту изгнан из Петербургского университета. Незаурядный и вызывающе провокационный Сковорода из-за повышенной конфликтности своей натуры не сумел продолжительное время преподавать поэтику в Переяславской семинарии, затем в течение десяти лет его трижды отлучали от преподавательства в Харьковском коллегиуме. Нонконформизм бесил окружающих, а сам же философ и не думал согласовывать свои поступки и проявления характера с существующей системой. И не стоит питать иллюзии в отношении профессорства, скажем, Зигмунда Фрейда или Карла Юнга – тут нет никакой видимой связи с академической карьерой, а лишь ловкое встраивание своих идей в научную систематизацию, столь уважаемую в современном мире за кастовость и привлекательное оформление имиджа. Примеров несогласованности неординарных личностей с социумом более чем достаточно, что свидетельствует преимущественно об их неортодоксальном мышлении, иной форме взаимоотношений с миром.
