Но Анастасии был серьезен и тверд в своих убеждениях. Его лицо оставалось непроницаемым и даже несколько угрюмым. Он не скрывал своего скептического отношения к воспитателям, психологам, особистам и всякого рода военным спецам, называя их в доверительном кругу провокаторами.
– Вы, Иван Сергеевич, рассуждаете как вчерашний замполит, идеолог партии. Но все уже давно поменялось, и нам с вами глупо оставаться заржавевшими винтиками совдеповской системы. Это, поверьте мне, небезопасно. А что касается Тбилиси…
Его неожиданно прервал бойко подошедший к комбату один из ротных, который, взяв под козырек, выпалил доклад:
– Товарищ старший лейтенант, в первой роте личный состав и штатное оружие полностью к выдвижению готовы. Командир первой роты – старший лейтенант Гулагин.
– Хорошо. – Игорь хотел было поднести руку к козырьку камуфлированной кепки, но вспомнил, что в правой руке сигарета, и тут же опустил руку. Вышло нескладно, но все сделали вид, что не заметили. Ругнувшись про себя, Игорь распорядился о готовности отреагировать на сигнал командира полка. Пока же приводить в порядок то, что успели изуродовать десантники. Ротный исчез.
– Так вот, – продолжил Анастасии, – когда полк десантников постоит на центральной площади сутки, это не смешно. Когда полторы тысячи молодых пацанов помочатся за углом, заплюют мостовую, набросают окурков да еще огрызнутся нашим раздолбайским матерным языком на случайных прохожих, их, поверьте, мало захочется любить.
– А насколько соответствует действительности то, что лопатками рубили мирных жителей? – воспитатель тоже посуровел.
– Когда толпа звереет, ей может противостоять только еще большее зверство. – Анастасии помолчал немного и добавил: – Особенно это легко на войне или во время какой-нибудь революции, когда каждый солдат понимает, что спрос с него как с гуся вода. Руки развязаны, каждый творит что хочет. И сегодня вы, верно, видели, как наши застрелили случайно попавшего под руку местного жителя. Не уверен, что он обязательно бандит и убийца. И уж тем более, не воин армии противника… Но разве есть смысл доискиваться до правды, которая в итоге может навредить морально-боевому духу батальона. Однако лично мне не по душе, даже очень неприятно, что наш еще вчера легендарный 45-й полк превращается в милицейскую часть.
– А в чем признаки? – не унимался воспитатель, очевидно задетый за живое. Для него, как и для многих других, кто лишь понаслышке знал о Рязанском десантном училище, предметом особой гордости была принадлежность к ВДВ.
– Да в том, например, что мы воюем со своим населением. – После этих слов Анастасии угрюмо сплюнул в сторону, и утверждение его приобрело еще более убедительные оттенки.
– А что скажет комбат? – Андрющенко с ударением произнес слово комбат, и Игоря покоробил его вопрос. Жаль, не получился разговор. Он хотел поддержки и совета от опытного офицера, а этот замполит, козел, все испортил, изгадил. И зачем он это делает? Копает? Может, получил задачу присматривать? И шут с ним! Хотя делает все хитро и изощренно! «Ну и правильно, – решил он с ожесточением, – пусть будет именно комбат, а не И. О. – исполняющий обязанности. Так быстрее вживаются в роль».
– Я скажу, что знамена у нас прежние, десантные. Их честь и будем защищать. А потом, не очень-то уж и «свое» это население и не очень-то и мирное… А кроме того, мы ведь своих спасать прилетели… Ладно, господа офицеры, пора и нам к станку, – сказал он напоследок, увлекая остальных за собой.
Однако через несколько минут Дидусь и Анастасии вновь столкнулись лицом к лицу. Они были вдвоем, и комбат решил загладить возникшее, как он полагал, досадное недопонимание с тем, чтобы оно не переросло в будущем в соперничество. Больше всего Игорь опасался, как бы разное мировоззрение офицеров не создало дисбаланс в коллективе, особенно когда его только что назначили, а батальон вступил в полосу боевых действий. Он твердо знал: ему нужна поддержка, притом самого опытного офицера.
– Пал Юрьич, вы не обижайтесь, замполит наш, как и я, нестреляный, потому и ершится, пытается найти противовес своей неопытности… – Игорь нарочно избрал слово «замполит», говоря об офицере-воспитателе, и это как бы отделяло их, кадровых боевых офицеров, от Андрющенко.
– Да ладно, – отмахнулся Анастасии, – он сам себя накажет.
– Я хочу, чтобы вы знали, – сказал ему Игорь, серьезно и открыто гладя в глаза начальнику штаба, – для меня очень ценно ваше мнение и мне реально необходима ваша поддержка. Независимо от того, что вы думаете обо всем этом. – Тут Игорь глазами обвел пространство, подразумевая и их положение, и начинающуюся войну, и текущий момент. – Главное, чтобы мы в тяжелый момент были соратниками и могли друг на друга опереться.
– Все будет нормально. – Анастасии легко, по-мужски взял его за локоть, и в этом прикосновении было столько же честности и открытости, сколько и мужественности. – Не забывайте только, что все это, – он почти так же показал глазами, как и Игорь, и потом произнес тихо, но очень четко и внятно: – обман в масштабе государства.
Молодой комбат был слегка ошарашен, но не подал виду.
– И ВДВ тоже?
– А ВДВ – в первую очередь!
– Что ж, пусть так. Но я могу рассчитывать на вас, если запахнет жареным?
– Вот в этом можете не сомневаться. Слово офицера!
Когда они разошлись, Игорь, изумляясь, подумал о том, как можно не верить в ВДВ, но быть при этом офицером до мозга костей. Невероятно! Но это именно так, на Анастасина он мог положиться и считал это главным приобретением в своей новой роли.
3
Прошло несколько дней. Почти беспрерывными самолетными рейсами из Гудауты в Россию вывезли, по беглым подсчетам комбата, не менее двух тысяч человек. Бесчисленные, некогда шумные санатории еще недавно невероятно популярного курорта вымерли, точно здесь свирепствовала средневековая чума. Но даже те, кто остался, вели себя тише мышей. За считаные дни зона отдыха превратилась в зону страха, и для одиночной прогулки отныне требовалась немалая отвага. То тут то там шакалами сновали мародеры, готовые поживиться за счет чужого горя. Война обнажала худшие человеческие качества, выпирающие подобно ребрам дистрофика. Казалось, везде, где Игорь ни бывал, он видел огромную свалку, слышал запах гари, гниющего человеческого тела и медикаментов, повсюду на земле зияли ожоги кострищ, а люди ходили пригнувшись, на полусогнутых, пробираясь так, словно опасались попасть в пасть крупному хищнику. Весь окружающий мир, который раньше радовал глаз, стал опасным, и даже чуткий слух не улавливал по утрам пения птиц. Грязь, неизбывный смрад, гильзы под ногами, бинты, испуганные глаза жен и детей российских военнослужащих напоминали о главной причине появления войск, как всегда – на перекрестке чьих-то жизненно важных интересов.
Пока в обязанности новоявленному комбату вменялось неукоснительное соблюдение нейтралитета и обеспечение безопасности россиян. Правда, от внимания Дидуся не ускользнуло, что миротворчество очень быстро переросло в откровенную помощь абхазцам. Первоначальное наступление воинственных грузинских гвардейцев на полторы сотни километров в глубь Абхазии – от пограничной реки Ингури до Сухуми – обеспечило им позиционные преимущества. Обескураженные местные жители, вооруженные лишь стрелковым оружием, сумели организовать сопротивление только в Агудзере, да еще с неделю отчаянно гремели перестрелки в Сухуми. Затем же они тихо ушли из города за реку Гумиста, оставив непредвзятому критику возможность утверждать, что они с самого начала ждали помощь от российского солдата. Российский солдат, в самом деле, подоспел вовремя. Молодой отчаянный воин в тельняшке живо и не без запальчивости ткнул тяжелым сапогом в наглую морду наступающим, самочинно обозначив себя миротворцем с необъятными полномочиями и интересами. Эта сила вызвала временное оцепенение у двух остальных участников конфликта. Но все понимали, что этим конфликт не закончится, ибо присутствовала некая незавершенность до того времени, пока самый сильный игрок определится с дальнейшей судьбой остальных. Разумеется, самым сильным был бравый, дерзкий, готовый лезть напролом, все тот же российский солдат. Но и для него, как оказалось, существовала неприятная заковырка. Время молодых демократий порождало новую, еще неведомую завоевателю-солдату геополитическую реальность. Действующий с прямолинейной активностью автомата старший лейтенант Дидусь лишь благодаря развитой интуиции догадывался, что эта заковырка таит гораздо больше омутов и подводных камней, чем могло показаться на первый взгляд. Он осторожно начал вычислять их, словно замаскированный командный пункт, который следует обнаружить и уничтожить. Что-то подсказывало ему, что наступают тяжелые, неоднозначные времена.
