Встал, вытянул перед собой руку с черепом, нижняя челюсть которого была прикреплена к основной кости грубо сработанными стальными скобами. Всмотрелся в чернеющие пустые глазницы. Взволнованно проговорил:
– Здравствуй, бывший кузнец, страж сокровищ! Прими ещё раз благодарность за то, что нашёл секрет этого шкафа. И за то, что сумел сделать новый ключ. Ты не обижаешься на меня, что сжёг тебя без головы? Не обижайся. Ведь ты теперь - страж сокровищ. Посмотри, какая вокруг тебя красота! И это только начало. Если б ты только знал, что обнаруживается время от времени в тайниках домов разоблачённых в ереси богачей! Скоро ты будешь хранить гору сокровищ. Целые сундуки, а, быть может, и целые комнаты! - И вдруг, дёрнув углом рта, прошептал: - а может быть, и дворцы.
Он стоял, смотрел на белеющий в его руке череп, венчающий игру камней и блеск золота, и загорелое лицо его от волнения вдруг сделалось бледным. Оно было бы гордым, если бы примешанное к гордости самовлюблённость не делало его заурядно надменным. Он казался себе существом неукротимым, всесильным, сверкающим, небывалым. Да, он умней и удачливей всех живущих рядом. Он молод. Поэтому его сегодняшние успехи - ничто по сравнению с тем, что вскоре явит миру его мудрость и сила. Да здравствует инквизиция.
ГЛАВА 11
ЕРЕТИК
Ему нужно было если не оправдать перед спутниками своё бегство, то уж как- нибудь объяснить. Но нужно ли? С какой стати? Разве он обязан давать им в чём-то отчёт? Иероним решил поступить проще: вести себя так, как будто ничего и не произошло. Кто посмеет его о чём-то спросить?
Он вызвал в кабинет Марцела и, как ни в чём ни бывало, поручил ему доставить для ночного допроса этого долговязого старика. (Кроме удовлетворения любопытства, вызванного рассказами о его способностях, Иероним предполагал выспросить всё, что можно о так напугавшей его ведьме.) Однако Марцел решился - не воспротивиться ему, конечно же нет - а посомневаться:
– Этот старик смущает умы, - сказал он торопливым полушёпотом, - и Сальвадоре Вадар приказал в своё время не допрашивать его ни при каких обстоятельствах! Однажды я присутствовал на таком допросе - и потом несколько ночей кряду не спал! Колдун говорил вещи мучительные, лишавшие меня сна! Он опасен!
– Да, я это знаю, - бесстрастным голосом ответил Иероним. - Но я так хочу.
Марцел, поклонившись, удалился из кабинета, а уже через четверть часа молодого главу трибунала уведомили, что всё к допросу готово.
В первые же минуты допроса оказалось, что старик являет собой незаурядность даже большую, чем поведал о ней Марцел. В эти первые минуты Иероним испытал неожиданное ощущение собственной малозначительности. Почувствовал, как спадает с глаз флёр личной мудрости и всесилия, и на смену ему с поразительной готовностью приходит понимание эфемерности своей власти.
– Встань! - грозно сказал Иероним старику, как только вошёл в помещение для допросов. - Отвечать на наши вопросы следует стоя!
(А старик сидел на вытащенной на середину подвала широкой палаческой скамье.) Он посмотрел на новоявленного главу трибунала бестрепетно и спокойно, и даже будто бы ласково.
– Встать можно, господин инквизитор, - сказал он негромко. - Но только ты же и попросишь меня сесть снова.
Он расставил колени, качнулся вперёд и стал вставать. Иероним, растерянно моргая, смотрел - и не верил, что человек может быть настолько высоким, а старик, выпрямившись, коснулся седой макушкой закопчённого каменного потока! Глава трибунала, даже стоя на кафедральной ступеньке, вынужден был, чтобы видеть лицо допрашиваемого, задирать вверх подбородок. Он тут же признался себе, что да, - лучше согласиться с правотой этого ветхого гиганта и позволить ему сидеть, нежели на всём протяжении допроса чувствовать себя в роли пигмея, разговаривающего с великаном.
– Сядь, - принуждённо кашлянув, приказал Иероним, и такое начало допроса принесло в его сердце растерянность и досаду. - Поклянись, что ты не еретик! - сказал он, стараясь не смотреть на спокойно опустившегося на скамью старика.
– Не буду клясться, - вдруг ответил старик. - Я действительно исповедую ересь.
– Ка-ак? - не сдержал изумления Иероним. - Ты признаёшься?
– Разумеется, признаюсь. По вашим меркам - я еретик.
– По нашим меркам? А сам ты себя таким не считаешь?
– Может - считаю, а может - и нет. Это ведь вопрос терминов.
– Тогда - что для тебя ересь?
– Вера в Бога.
– Богохульник! Ересь - это отрицание веры в Бога! Или искажение её!
– Что ж. Вполне приемлемый постулат. Но тогда - все вы, инквизиторы римской католической церкви, во главе с Папой - еретики. Поскольку именно вы отрицаете или искажаете веру в Бога.
– Неслыханная наглость! - вскричал кто-то из-за стола, и ему вторили: - это неслыханно!
– Неужели? - не без иронии посмотрел в сторону секретарей старик. - Но вы не можете отрицать, что Слово Божие гласит «Не убий»?
– Да, мы не отрицаем!
– Тем не менее сами убиваете сотни и тысячи верующих христиан, которые до последней минуту своей истошно кричат, что они - верующие христиане.
– Мы убивает еретиков!
– Вы сами знаете, что лжёте. Вы убиваете не еретиков, а тех, кого вы назвали еретиками.
Секретари, не находя слов, возмущённо переглянулись и, спеша придать паузе естественность, склонились и застрочили перьями.
– Затем, - продолжал, как ни в чём ни бывало, старик, - Слово Божие гласит - «Возлюби ближнего, как самого себя». Вы вместо любви причиняете беззащитным, беспомощным людям нечеловеческие страдания. А я за всю свою жизнь не только ни одного человека - ни одно животное не обидел. Так кто же из нас еретик? И кто из нас служит Богу?
– Так значит, ты утверждаешь, что мы не служим Богу? - спросил, овладевая ситуацией, Иероним. - Кому же тогда?
– Дьяволу, - просто, как о самом обычном сказал старик, и слово его, отразившись от потолка, обрушилось на заседателей трибунала и заставили их побледнеть.
– Как мог! - вскричал один из секретарей, вскочив и опрокинув склянку с чернилами, - как мог ты сказать то, что только что сказал?!
– Не просто сказал, - ответил, вздыхая, старик, - а доказал, и вполне убедительно.
Иероним понял, что ни у него, ни у заседателей трибунала не найдётся честных аргументов для опровержения, - разве что крик и простословные обвинения, и попытался переменить саму тему допроса.
– Слова твои являются речью учёного человека, - сказал он, махнув рукой секретарю, чтобы тот сел. - Ты где- нибудь обучался?
– Да. Я закончил три университета в трёх городах. По курсу философии, живописи и медицины.
– Какие именно университеты? - спросил не без любопытства Иероним.
