— Да нет, мне надо зажечь духовку, а спички кончились.
— Так я же говорю, возьмите, — сказала девушка и снова протянула ей зажигалку.
— А как же вы?
— Мне она сейчас все равно не нужна. Берите, берите! А потом, когда будет не нужно, принесете.
Нина взяла у нее зажигалку и почувствовала себя так глупо, как никогда в жизни.
— А вы не курите? — спросила она Тоню, чтобы как можно дольше задержаться у нее.
— Нет, — ответила Тоня и смущенно улыбнулась.
— Как это вам удается? Сейчас все курят: и мужчины, и женщины. (Что я несу?)
— Не знаю, — сказала Тоня, — я как-то попробовала, мне не понравилось. А вы курите?
— Да, — вздохнула Нина, — я курю. К сожалению.
— Почему «к сожалению»? — девушка опять улыбнулась.
— Потому что понимаю, что это вредно, но бросить не могу. А вы, что же, живете одна, без родителей?
— Одна, — ответила Тоня.
— А ваши родители… живы?
— Да, у меня мама, в Курске живет.
— В Курске? Как же вы попали в Москву? Вы такая молоденькая…
— Мне уже девятнадцать, — ответила Тоня, чуть нахмурившись. — А приехала, чтобы найти работу.
— И что же? Нашли?
— Нет. То есть… да, нашла.
Нина засмеялась.
— Так — да или нет?
— Можно считать, что нашла, — сказала Тоня и Нина заметила, что она покраснела. Она хотела задать еще какой-нибудь вопрос, но почему-то не решилась. — Ну, хорошо, спасибо за зажигалку: я вам ее через пять минут принесу.
Нина вышла из квартиры и спустилась вниз.
— Ну что? — спросила Лёля, как только Нина, сев в машину, захлопнула дверцу.
— Вот, — сказала Нина и повертела перед ней зажигалкой.
— Что это? — спросила Лёля.
— Похоже, это мой единственный трофей… Подожди, Лёля, не спрашивай меня ни о чем. Я сейчас вернусь и все тебе расскажу.
— Куда ты? — испуганно крикнула Лёля, когда Нина вышла из машины и снова направилась к подъезду, но та только махнула рукой.
— Спасибо, — сказала Тоня, взяв у нее зажигалку.
— Это вам спасибо, — улыбнулась Нина и спросила: — Как вас зовут?
— Тоня, — ответила девушка и в свою очередь поинтересовалась: — А вас?
— А меня Нина… Нина Григорьевна. Спасибо, Тоня.
— Да что вы, не за что, — ответила Тоня и приветливо улыбнулась.
* * *
Потом они сидели с Лёлей в машине, и Нина пыталась объяснить ей, что произошло.
— Понимаешь, у меня было такое чувство, что я обманываю ребенка. Да она и есть самый настоящий ребенок: наивный и беззащитный.
— Ничего себе ребенок! — возмущалась Лёля. — Как ты себе представляешь этого ребенка в постели с человеком, который на тридцать лет старше ее.
— Должна тебе признаться, что она заставила меня даже о Салтыкове подумать иначе.
— Это еще почему?
— Ну, смотри: облагодетельствовал девочку, снял квартиру, кормит, поит…
— Ну да, кормит, поит и из-за нее убивает жену? Хорош благодетель.
— Да нет же! — досадливо отмахнулась Нина. — Она тут ни при чем, уверяю тебя: никакого отношения к убийству она не имеет и не может иметь. Ни прямого, ни косвенного. И еще: никогда в жизни он не стал бы убивать из-за нее свою жену.
— Да почему? Я не понимаю — почему? — возмущалась Лёля.
— Ах, Боже мой, достаточно посмотреть на нее одним глазом…
— Ах, ну да, конечно, — желчно проговорила Лёля, — это же он захотел свежатинки, а она, известное дело, здесь ни при чем. Да и Бог с ней, с этой Тоней: в конце концов тебе ведь надо выяснить не про Тоню, а про него. А то, что она наивна и даже невинна, как ты утверждаешь, — Лёля усмехнулась, — означает только, что из нее будет легко вытянуть правду.
— Какую правду? Я же говорю…
Они продолжали спорить, пока Лёля не привела свой последний довод:
— До суда осталось меньше двух недель, и ты хочешь упустить такой шанс?
— О, Господи, но что делать? Прийти к ней завтра, снова попросить зажигалку и начать расспрашивать про Салтыкова?
— Я скажу, что надо делать. Надо снять комнату в этом доме. Желательно, конечно, в этом подъезде. И начать с нею дружить.
— Ты с ума сошла! — воскликнула Нина. — Как это — снять комнату? Во-первых, кто мне ее сдаст? Во-вторых, даже если это и получится, я рискую столкнуться с Салтыковым.
— Ничего подобного, — возразила Лёля. — Если она такая, как ты говоришь, она тебе очень быстро все расскажет: и про Салтыкова, и про его благодеяния и наверняка предупредит о его приходе. Вот увидишь, расскажет как миленькая. Что касается комнаты, то это мы сейчас устроим. — И Лёля решительно вышла из машины.
Нина видела, как она подошла к пожилой женщине, гуляющей с ребенком, и что-то спросила. Женщина покачала головой, что-то сказала и помахала рукой в сторону подъезда.
— Пошли, — решительно сказала Лёля и вытащила ключи из зажигания.
Сопротивляться было бесполезно: они снова вошли в подъезд, и Лёля позвонила в дверь одной из квартир на первом этаже. Открыла им старушка в белом платочке и в валенках и на вопрос Лёли, сдает ли она комнату, улыбнулась беззубым ртом:
— Комнату? Нет, милые, не сдаю.
— Правда? А нам сказали, что вы живете одна в двухкомнатной квартире?.. Вас ведь зовут Анастасия Федоровна?
— Анастасия Федоровна, — подтвердила старушка. — Живу одна, милые. А комнату не сдаю. Кто вам сказал-то? И зачем мне сдавать? Вы что же — приезжие?
— Да нет, бабушка, мы из Москвы: я и моя подруга. Но вот она поссорилась с мужем, и ей негде жить. Пустили бы ее на несколько дней, пока она квартиру не снимет. Она тихая, скромная, видите, какая? А вам к пенсии тоже прибавка не повредит, правда? Соглашайтесь, бабушка, пожалуйста, нам очень нужно.
Бабушка доброжелательно оглядела Нину и покачала головой:
— Поссорились? Батюшки мои, что же он вас, прямо в халате на мороз выгнал?
— Нет, — улыбнулась Нина (бабушка ей понравилась), — я сама ушла. А халат это так, для конспирации…
— Ну, тогда поживите, ладно. Только у меня, я боюсь, вам неудобно будет. Телевизора у меня нет — третий год как сломался. Вот только радио, и то плохо работает.
— Ничего, бабушка, это не страшно, — хором сказали подруги и довольно переглянулись.
Старушка пригласила их войти посмотреть будущее жилище. Они бросили беглый взгляд на узкую застеленную белым покрывалом металлическую кровать с множеством белоснежных подушек.