— Послушай, доктор. Мне нравится разговаривать с тобой. Ты хороший и честный человек. И если у тебя есть что-то лишнее, ты отдаешь другим, а это немало в наше время. Но прошу тебя, не спрашивай меня больше ни о чем, если хочешь, чтобы я и дальше разговаривал с тобой.
— Хорошо, извини. Но когда люди работают вместе, они привязываются друг к другу. Иногда твое лицо отражает боль. А я знаю, что такое боль, уж можешь мне поверить.
«Нет, ты этого не знаешь, — подумал Ричарди. — Ты знаешь беды и жалобы, но боль — нет. Она приходит и отравляет воздух, которым ты дышишь. После нее в носу остается мерзкий сладковатый запах, как от гнили. Это гниет твоя душа».
— Спасибо, доктор. Без тебя я бы покончил с собой. Буду сообщать тебе, когда в расследовании станет появляться что-то новое. Можно вопрос, так, из любопытства? — добавил Ричарди, уже вставая. — Почему ты сказал это мне, а не курьеру Понте?
— Видишь ли, у твоего друга Гарцо черный мундир, а у тебя черное только настроение. Когда будешь уходить, заплати по счету, уговор есть уговор.
* * *
Подойдя к своему кабинету, комиссар обнаружил у двери и Майоне, и Понте. Он кивнул бригадиру, сделал вид, что не заметил курьера, и вошел внутрь. Бригадир вошел вслед за ним, снял пальто и попытался закрыть дверь, но курьер просунул в кабинет голову и сказал:
— Доктор, извините, но я не могу промолчать, иначе мне не поздоровится. Доктор Гарцо сказал, чтобы вы пришли к нему, как только вернетесь. Он даже обедать не пошел!
— Если ему так необходимо говорить с комиссаром, почему он не придет сам? — съязвил Майоне.
— Вы в своем уме, бригадир? Он выходит из своего кабинета только к начальнику управления! Прошу вас, комиссар, очень прошу, избавьте меня от этой напасти.
— Понте, в данный момент у меня много работы, я веду расследование, и заместитель начальника знает об этом, во всяком случае, должен знать. Если располагает информацией, которая проливает свет на истину, пусть пришлет ее мне. Если нет, пусть даст письменное распоряжение, что я должен идти к нему, вместо того чтобы работать. Он сам запретил мне заниматься чем-либо, кроме работы.
Понте тяжело вздохнул:
— Хорошо, доктор, я вас понял, передам ваш ответ, да поможет мне Бог. Делайте, как вам удобно.
Когда курьер ушел, Майоне сел, достал блокнот и заговорил:
— Итак, Вецци ходил на побережье к Везувию, так он поступал всегда по приезде в Неаполь. Они — он и его секретарь Басси — приехали поездом двадцать первого вечером. Кстати, обслуга в гостинице относилась к нему с отвращением. Говорят, он устраивал разнос любому, кто случайно попадался под руку, ему никогда ничего не нравилось, он был вечно всем недоволен. Однако ничего особенного не произошло. Таких ссор, чтобы предположить, что обиженный мог его убить, у него не было ни с кем. Генеральная репетиция была назначена на шесть часов в понедельник, двадцать третьего числа. Вецци ушел в четыре и вернулся поздно вечером, то есть сразу после репетиции. Портье хорошо его запомнил, поскольку спросил, не вызвать ли ему экипаж, Вецци же в ответ велел ему заниматься своими делами. Вчера Вецци ушел из гостиницы в театр в шесть часов в длинном черном пальто, которое нам известно, широкополой шляпе, тоже черной, и белом шерстяном шарфе, им он укутывал лицо от ветра. Портье пожелал ему удачи, Вецци «сделал рожки» — поднял два пальца от сглаза и недовольно посмотрел на него. Это все. Кстати, море штормит, волны достигают самых стен гостиницы.
Ричарди слушал этот рассказ внимательно, уперев голову в сцепленные руки и не сводя взгляда с Майоне.
— Во сколько приезжают импресарио и жена Вецци?
— Через два часа, на вокзал Мерджеллина, — сказал Майоне, посмотрев на свои наручные часы.
— Тогда приведи ко мне Басси, я хочу понять одну вещь.
18
Секретарь Вецци был, как всегда, наряден и элегантен: прическа с прямым пробором, гладко выбрит. Свои очки в золотой оправе он то и дело нервно поправлял на носу.
— У меня есть причины для беспокойства, комиссар? Меня не подозревают? Напоминаю вам, я провел весь вечер в первом ряду, сидел рядом с синьором управляющим.
Ричарди раздраженно шевельнул рукой, словно отгоняя надоедливое насекомое.
— Нет, Басси. Но я хотел бы понять кое-что. Вы обмолвились, что тот, кто работал с Вецци, чтобы нравиться ему, должен был уметь в нужный момент исчезать и давать ему свободу. Нельзя ли рассказать подробнее, что вы имели в виду.
Похоже, вопрос застал Басси врасплох. Он поправил очки указательным пальцем правой руки.
— Что именно? Маэстро… ну, он… требовал от сотрудников чувства такта. Они должны были понимать его еще до того, как он заговорит. Та ковы все великие личности.
— Слушайте, Басси! Я задал вам очень конкретный вопрос. Поверьте, у нас не монастырь, и мы здесь выслушиваем всякое. Я вижу, вы на что-то намекаете, и желаю объяснений по этому поводу.
Басси в один миг утратил все свое высокомерие и заговорил покорно:
— У маэстро были слабости. А у кого их нет? Он старался удовлетворить свои желания всюду и при любых обстоятельствах. А ему нравились женщины, в особенности принадлежащие другим мужчинам. Я часто думал об этом, мне кажется, он не выносил даже мысли о том, что женщина предпочитает ему другого, кто бы то ни был. И тогда он отнимал и забирал себе. Или пытался отнять, обычно это ему удавалось.
— Он разве не был женат? Не его ли жена едет сюда в поезде?
— Ну, это только видимость. Его жена такая женщина, что… Знаете, она ведь была певицей, у нее контральто. Когда они поженились, она ушла со сцены. Это случилось десять лет назад. А пять лет назад умер от дифтерита их маленький сын, после этого они практически не разговаривали друг с другом. У каждого началась своя жизнь. Но вы понимаете, комиссар, маэстро был личным другом дуче. Ему нельзя было разрушить семью. Поэтому формально они оставались в браке. Но лишь формально.
— Понятно. Значит, Вецци развлекался любовью. А здесь, в Неаполе? Как он провел эти дни? Делал что-нибудь, ходил куда-то?
— Этого я не знаю, комиссар. Когда у маэстро были… дела, он просто отпускал меня на это время. Говорил: «Ты мне больше не нужен, увидимся в семь часов». Или в восемь, или в девять и так далее. Я его понимал и старался держаться подальше. Кроме того, у меня всегда находилась какая-нибудь работа, поэтому…
— А в последние дни он отпускал вас?
— Да, в понедельник, когда была генеральная репетиция.
— Он тогда сказал вам что-нибудь?
— Да, задал вопрос, странный. Где находится остановка трамвая номер семь.
Как только Басси ушел, Ричарди поинтересовался у Майоне, по какому маршруту идет седьмой трамвай. Бригадир удалился на несколько минут и вернулся с исчерпывающей информацией:
— Значит, так, комиссар. Есть два трамвая номер семь — красный и черный. Седьмой красный идет от площади Плебисцита до площади Ванвителли, которая находится на холме над Вомеро. Седьмой черный следует от площади Данте, а конечная остановка у него тоже в Вомеро, но на маленькой площади Сан-Мартино. Это сказал мне Антонелли, который знает все маршруты городского транспорта. Он хотел доказать, что те, кто все время сидит в архиве, ничего не делают с утра до вечера. И вот еще, седьмой черный имеет прозвище «карета бедных влюбленных», потому что на нем можно доехать до той маленькой рощи с видом на город, где, говорят, встречаются влюбленные пары. А в седьмом красном ездят те, кто работает в центре, а живет в новых домах. В какой из них собирался сесть Вецци?
