Она еще раз почувствовала, что такое дети. Дети калечат матерей шрамами, убивают их ударами ног, ждут смерти матери, чтобы жениться. А матери лгут, воруют, обманывают ради них. И отказываются ради детей от любви и жизни, от красоты, от мечтаний.
В конце рассказа она увидела человека, который смотрит в окно и у которого это окно отняли. И муж рассказал ей о трещине в броне Ричарди — о том, как он узнал про невозможную любовь комиссара, который нашел убийцу ее Луки. Она вспомнила, какая боль, словно облако, окутывала Ричарди на похоронах ее сына. Вспомнила зеленые прозрачные глаза, в которых отражалось ее горе.
Лючия подумала, что судьба идет неизвестными путями и часто приносит беды, но иногда может одарить и счастьем. И бывает, что судьбе можно помочь.
Она сжала губы, а потом улыбнулась своему любимому, мужчине своей жизни, отцу ее детей — живых и мертвых.
Энрика сидела в своей темной комнате и старалась успокоиться, но ей не удавалось перестать плакать. Унижение, обида, гнев — это были не ее чувства. Раньше она никогда их не испытывала и поэтому теперь не знала, как с ними бороться. Она всей душой ненавидела себя.
Родные даже не пробовали нарушить ее одиночество: ее сдержанность была преградой, которую никто не пытался преодолеть.
Окно кухни вызывало у нее ужас. Но оставаться далеко от этого окна тоже было ужасно: с каждым днем ей все больше не хватало зеленых глаз, смотревших из темноты.
Она услышала тихий стук в дверь и сказала, что не голодна.
Однако голос ее матери настойчиво просил:
— Открой. У двери стоит человек, который хочет тебя видеть и говорит, что это важно.
Энрика подошла к двери. Ее ждала незнакомая красивая синьора. На гостье была черная шаль, но платье под шалью было красивое, с ярким цветочным рисунком. Эта женщина улыбнулась Энрике, взглянула на ее опухшие от слез глаза и сказала:
— Добрый вечер, господа. Меня зовут Лючия Майоне.
* * *
Комиссар Луиджи Альфредо Ричарди почти не прикоснулся к еде и даже не ответил на расспросы встревоженной няни Розы. Он был раздавлен печалью. Как раньше, он слушал музыку, которая прилетала по радиоволнам из далеких салонов, но сегодня не было танцовщиц, и музыка звучала понапрасну.
Было уже поздно, но ему не хватало мужества уйти в свою темную тюремную камеру и оказаться таким одиноким, каким он еще никогда не был.
Как автомат, он снял с себя дневную одежду и переоделся в ночную. Он чувствовал себя так, словно ему было сто лет. А может быть, он вообще не рождался на свет.
Перед тем как погасить свет, он все же не удержался и взглянул в окно. И его сердце переполнилось любовью.
На другой стороне улицы девушка со слезами на глазах и с пяльцами в руке смотрела из своего окна в его сторону.
Весна, качавшаяся над крышей его дома, подпрыгнула в воздухе и засмеялась.
