— И?.. — спросил Рейнхарт.
— Я думаю, один из них может представлять интерес.
Рейнхарт склонился над письменным столом и заскрежетал зубами.
— Кто? — произнес он. — И чем он интересен?
— Его зовут Арон Келлер. Он работает в ортопедическом отделении, в Румфорде… в мастерской по изготовлению протезов, если я правильно понял. И тоже живет в Бооркхейме.
Рейнхарт открыл рот, чтобы что-то сказать, но Морено его опередила:
— Ты с ним разговаривал?
Она могла поклясться, что Краузе сделал театральную паузу, прежде чем ответить:
— Нет. Они не знают, где он. Он не появлялся на работе с пятницы.
— Черт подери! — воскликнул Рейнхарт, спихнув восемнадцать кассет на пол.
— Его адрес: улица Малгерстраат, тринадцать, — сказал Краузе.
Он вырвал из блокнота страницу, протянул ее инспектору Морено и вышел из кабинета.
32
Обыск в квартире Арона Келлера на улице Малгерстраат, 13, начался почти в то же время, что сутками ранее в номере 17.
Как и ожидалось, дело пошло довольно быстро. Команда криминалистов закончила свою работу уже около половины первого, после чего ничто, по сути, не оправдывало дальнейшего присутствия в квартире Рейнхарта с Морено. Однако они задержались там еще на пару часов, чтобы по возможности (настаивал Рейнхарт — и без какой-либо иной аппаратуры, кроме наших чертовых мозгов, инспектор!) обнаружить признаки, которые могли бы указать на то, что случилось с одиноким жильцом. И куда он подевался.
Задача была не из простых. Судя по всему, Келлер не заходил к себе домой с прошлой пятницы; он даже мог уехать или исчезнуть еще в четверг ночью — ежедневных газет он не выписывал, но в металлическом почтовом ящике на внутренней стороне двери лежала кое-какая корреспонденция, а комнатные растения в спальне и на кухне почти погибли от засухи. Два больших гибискуса в эркере гостиной выглядели получше: они были подсоединены к оросительной системе, которую требовалось пополнять только раз в неделю.
Так, во всяком случае, утверждала Морено, у которой в двухкомнатной квартире была аналогичная конструкция.
Вообще же в квартире царил почти скрупулезный порядок. Никакой грязной посуды на кухне. Никаких разбросанных предметов одежды, ни в спальне, ни в других местах. Никаких газет, никаких пепельниц с окурками, все мелочи на своих местах. Немногочисленные книги стояли на книжной полке, кассеты и CD-диски (на три четверти лошадиный джаз, с отвращением констатировал Рейнхарт, остальное — поп-шлягеры в дешевых изданиях) располагались аккуратными, ровными рядами. Две пары начищенных ботинок на полочке в прихожей, куртка и пальто на плечиках… и письменный стол в таком же порядке, как на витрине фирмы, торгующей канцелярскими товарами. То же относилось к шкафам, ящикам и комодам; единственное, чего не хватало Рейнхарту, это маленьких наклеек, указывающих на место и назначение каждой вещи… хотя если сохранять один и тот же порядок в течение двадцати лет, наклейки, возможно, уже не требуются, посчитал он по зрелом размышлении.
О человеке по имени Арон Келлер можно было заключить, что, помимо патологической любви к порядку, он явно питал некоторый интерес к спорту. Особенно к футболу и легкой атлетике. На книжной полке сразу обращал на себя внимание ряд книг по футболу (ежегодные обозрения с красными и зелеными корешками начиная аж с 1973 года), а в ящике из-под пива, в одном из шкафов, лежало несколько годовых подшивок ежемесячного журнала «Спортфронт» — последний номер находился на кухонном столе и, по всей видимости, обычно составлял Келлеру компанию за завтраком. Во всяком случае, к такому выводу, раздраженно фыркнув, пришел Рейнхарт.
Рядом с телефоном, на письменном столе в спальне, нашлась адресная книжка, в которой было записано в общей сложности двадцать два человека. Трое из них носили фамилию Келлер, все они проживали не в Маардаме (двое в Линзхейзене, один в Хаалдаме), но Рейнхарт решил заняться выяснением точных родственных отношений чуть позже.
— У мужика, видать, плохо с головой, — сказал он. — Нам не составит проблемы его найти.
Морено от комментариев воздержалась.
Несмотря на явное отсутствие зацепок, они задержались в квартире до начала четвертого. Рылись во всех ящиках, шкафах и углах, сами не зная, что ищут. Рейнхарт обнаружил ключ с брелком «Кладовка» и провел час на чердаке, среди старой одежды, обуви и сапог, теннисных ракеток, разной мебели, а также нескольких картонных коробок с комиксами шестидесятых годов. Морено толком не понимала, зачем они так досконально обыскивают квартиру, но не подавала виду. Не имела представления, к чему это может привести, но сознавала, что, вероятно, приняла бы такое же решение, если бы решать выпало ей.
— Никогда не знаешь, что ищешь, пока не найдешь, — с самого начала разъяснил Рейнхарт, выпустив ей в лицо дым. — Это применимо ко многим ситуациям, фрекен полицейский инспектор, не только к нынешней!
— Комиссар мудр, как змея, — ответила ему Морено.
Без четверти три появилось вознаграждение. Она перевернула полупустую корзину для бумаг (стоявшую под письменным столом — разумеется, исключительно бумаги, ничего гниющего, типа яблочных огрызков, мешочков с чаем или банановой кожуры) на пол гостиной и принялась без особого интереса перебирать содержимое. Тут-то она и нашла это. Это.
Скомканный линованный лист формата А4, вырванный из блокнота. Вероятно, из того, что лежал на полке, справа над письменным столом. Морено развернула бумагу, расправила ее и прочла:
Пять недель назад Вы убили па
И все. Только пять слов. Пять с половиной. Написаны аккуратным почерком, не мужским и не женским, синими чернилами. Она уставилась на краткое, недописанное сообщение и две минуты размышляла.
«Па? — думала она. — Что означает па?»
Может ли это быть что-нибудь другое, кроме слова парень?
Она позвала Рейнхарта, который уже успел спуститься с чердака, стоял, засунув голову в один из шкафов спальни, и ругался.
— Ну? Что там у тебя? — спросил Рейнхарт.
— Вот это, — ответила Морено, протягивая ему лист бумаги.
Он прочел текст и озадаченно посмотрел на нее:
— Па? Что такое, черт возьми, па? Парень?
— Вероятно. Ты говорил о том, что нам не хватает первого звена. Думаю, тут оно и есть.
Рейнхарт снова посмотрел на мятый лист и почесал в голове.
— Ты права, — сказал он. — Права, будь я проклят. Поехали, пожалуй, пришло время немного посовещаться.
Совещание получилось коротким и без вина с бутербродными тортами. Никаких излишеств больше не требовалось, поскольку туман наконец начал рассеиваться, заявил Рейнхарт.
Туман в деле Эрих Ван Вейтерен — Вера Миллер. Настало время разобраться и действовать. Больше не требовалось никаких длительных обсуждений. Никаких теорий и гипотез. Внезапно стало ясно, в чем тут дело и на что необходимо направить усилия. Настало время… затянуть силки вокруг замешанных в деле.
