— Что, другие сигареты будут выпускать? — насторожился Шумилов.
— Для начала исправят допущенную несуразность с названием фабрики, — уверенно проговорил собеседник, — а уж потом и за продукцию возьмутся. Но это обязательно случится, уверяю вас, и прошу не сомневаться!
— И что… вы можете сказать… когда все это произойдет… и даже назвать время, когда эти самые изменения наступят? — недоверчиво спросил хозяин квартиры.
— Конечно же, уважаемый! Не сомневайтесь! Для нашего ведомства это — пустяк! Ровно через пять лет вернется ее старое и более благозвучное название — «Балканская звезда», а потом уже и все остальное… И я даже больше могу вам сказать, — пристально посмотрел на хозяина гость, — и вы тоже здесь сыграете отведенную вам роль…
Валерий Иванович еще больше удивился.
— Интересно, какую? Уж не работать ли я там буду? Может быть, райком партии или горком меня туда направит?..
— Не все сразу… Не надо спешить, любезнейший, — уверенно и властно произнес «Воландин», — но твердо могу заверить, что никакой райком вас никуда не направит. Сделать это… тогда он просто уже не сможет, и работать в том учреждении вы не будете… В этой области вы ведь не специалист. Или, может быть, я ошибаюсь? — взглянул он вопросительно.
— Ну, в общем-то, конечно… — стушевался и покраснел Шумилов, — нас просто иногда и не спрашивают об этом… Решения вышестоящей организации для нас, членов партии, обязательны…
— Нет, никаких решений не будет… но свое положительное слово вы скажете… Вот и все, и ничего другого, более конкретного, я вам пока сказать не могу… Всему, уважаемый, свое время… И, кстати, если у вас возникнет желание еще закурить, прошу не стесняться, — и с этими словами он выложил на стол свой уникальный портсигар.
Необычность портсигара сразу же бросалась в глаза. Ничего подобного раньше Валерию Ивановичу видеть не приходилось. На его темной сверкающей поверхности выделялся громадный выпуклый и мохнатый паук, отливающий золотом. Глаза насекомого, как живые, мерцали зелеными огнями, а на спине всеми цветами радуги переливался громадный прозрачный камень овальной формы, по-видимому, бриллиант, к краям туловища, от которого разбегались золотые паутинки. По периметру диковинной вещи кровавыми каплями горели рубины. Зрелище было просто завораживающим.
Шумилов попытался вспомнить описание того… другого, упомянутого в книге портсигара, который, кажется, был из «червонного золота» с каким-то треугольником на крышке.
— Да, это совсем не тот, что описан Михаилом Афанасьевичем, — глухо подтвердил Петр Петрович, — и это вас не должно удивлять. Надеюсь, уважаемый, вы не думаете, что все мои вещи в единственном экземпляре или что я уж такой несносный консерватор. Да и сами вы того же мнения, что разнообразие… полезно для здоровья. Здесь даже можно выразиться и гораздо определеннее — разнообразие есть основа мироздания… Хотя в отличие от некоторых людишек моему здоровью, как вы понимаете, ничто не угрожает, — и зеленый глаз его опять загорелся.
От этого страшного намека Валерию Ивановичу стало не по себе, и, убаюканный разговором, он еще раз невольно осознал, с кем ему приходится иметь дело.
— Зачем так волноваться, — спокойно заговорил «Воландин», — вас это никоим образом не коснется. В ближайшие… — он пристально посмотрел на Шумилова и после некоторой паузы произнес, — ну, в общем, пока вам тоже ничто не угрожает… Как и многим другим. Поэтому беспокоиться никакой необходимости нет… Это вы твердо должны уяснить. Но вскоре, в недалеком будущем, все изменится… — продолжил он с бесстрастным лицом, — и, к сожалению, для многих, не так, как бы того хотелось. Будет и обратная сторона сегодняшнего времени…
Он вздохнул и посмотрел куда-то поверх головы Валерия Ивановича.
— К большому сожалению, любезный хозяин… все дело в самом человеке. И заключается оно в том, что человек просто несовершенен, а иногда даже чудовищно несовершенен. Хотя многие известные в вашей идеологии так называемые классики и мечтали о противоположном. Эх, если бы было именно так… Много еще прольется крови, много будет предательства и больших потрясений…
От этих мрачных прогнозов собеседника Шумилову вдруг представилось, что снится ему какой-то необыкновенный сон, в котором происходят такие странные события…
— Эти странные события, уважаемый Валерий Иванович, — вернулся к разговору могущественный гость, — происходят каждый день, везде всегда и во всем. В чем вы сами недавно смогли убедиться… И не ломайте над этим голову!.. А кстати, уважаемый, — оживился он, — не хотелось бы вам узнать, а что же будет с вашими знакомыми, которых сегодня пришлось понаблюдать, лет эдак… через пять-шесть, предположим? Не хотите ли вы заглянуть немножко вперед… в будущее? Нам это нетрудно организовать…
— Честно говоря, — шевельнулся Шумилов, — конечно бы, хотелось. Но как?.. Видите ли… зеркало… — он тут же сконфузился, — после того, как… Ну, в общем, должен признаться, что оно разбилось!..
— Да что вы говорите! Но это же просто невозможно! Оно целехонько и совсем невредимо, — подмигнул лукаво собеседник, доставая из внутреннего кармана пиджака знакомый Валерию Ивановичу предмет.
Хозяин квартиры оценивающим взглядом пробежался по извлеченной вещи, потом скользнул глазами по столу, где до этого момента находилась подставка от зеркала, и на прежнем месте ее не обнаружил…
— Странно… Вроде бы оно…
— Валерий Иванович, вы как будто мне не доверяете? — протягивая зеркало, укоризненно заметил гость.
— Ну что вы, что вы, — оправдываясь, засуетился Шумилов, — но, видите ли… все так необычно, все так сегодня ужасно запуталось…
Он установил перед собой чудесный экран и взглянул вопросительно на «Воландина».
— Скажите, а что мне делать теперь?.. Назвать, как в прошлый раз?..
— Нет, не обязательно, просто смотрите и все… — ответил гость равнодушно.
И тут же поверхность зеркала зарябила, по ней побежали какие-то полосы, потом все мгновенно залила какая-то неимоверная чернота, и вдруг секретарь парткома увидел знакомый зал заводского клуба в траурном убранстве. Без головных уборов, со скорбными лицами толпились люди, многие из которых были знакомы. У стен стояли венки, и тихая печальная музыка заполняла собой помещение. Посередине же зала в людском окружении находился гроб, обтянутый красной материей, в каких по традиции провожали в последний путь только членов партии. Изображение внезапно приблизилось. И вот уже ясно видны заплаканные женские лица в траурных черных накидках, а среди них с мертвенным, постаревшим лицом жена Григория Абрамзона Муся Марковна… и рядом с ней дочь Галина… Изображение еще приблизилось, и теперь Валерий Иванович отчетливо рассмотрел все такое же полное, но уже чрезвычайно бледное, с искаженными смертью чертами лицо… начальника отдела снабжения.
— Боже мой… Григорий Исакович… умер… — покачав головой, прошептал хозяин квартиры.
— Да-да, — спокойно подтвердил гость, — через два с небольшим года… цирроз печени, милейший. Умрет в больнице… ночью, во сне… все произойдет очень быстро. А что поделаешь, раз человек смертен, а иногда бывает, что и внезапно смертен…
