– Можешь научить меня говорить по-минойски и линейному письму? А? – спросил я.
Она на несколько мгновений задумалась, прежде чем ответить.
– Возможно… это будет зависеть от твоих способностей, вельможа Таита. Минойский язык труден.
Я заметил, что она верно назвала мои имя и титул. Это показало мне, что она действительно умна, как и сказал ее отец.
– Испытай меня. Скажи что-нибудь по-минойски, – попросил я ее.
– Хорошо, – согласилась она, и я услышал длинную последовательность непривычных фраз с необычными звуками.
Я повторил эту последовательность. У меня музыкальный слух, я отлично запоминаю звуки, и инструментов, и голоса. Я способен безупречно воспроизвести ритм и особенности произношения любого человеческого языка. В данном случае я понятия не имел, что говорю, но произнес точно. Все трое удивились, а Локсис покраснела от досады.
– Ты смеешься надо мной, сиятельный Таита. Тебе незачем учиться у меня. Ты говоришь на этом языке почти так же хорошо, – упрекнула она. – Где ты научился?
Я загадочно улыбнулся и оставил ее недоумевать.
Я взял в отряде Гуи лошадей, и в тот же день мы вчетвером поехали на юг, в Фивы. Я нашел для этой семьи удобное жилье на небольшом удалении от городской стены, в одном из селений моего нового поместья Мечир.
Ежедневно я проводил с Локсис по несколько часов, обучаясь говорить и писать по-минойски. Через несколько месяцев Локсис призналась, что больше ничему не может меня научить.
– Ученик превзошел учителя. Я думаю, ты можешь научить меня гораздо большему, сиятельный Таита.
Мои царевны занимались не так охотно и прилежно, как я. Вначале они заявили, что не желают знать такой глупый и грубый язык. И не желают общаться с критской девушкой низкого происхождения. Они сообщили мне, что это их общее решение, окончательное и неотменное, и я ничего не могу тут поделать. Говорила Техути, а ее младшая сестра стояла рядом и согласно кивала.
Я обратился к их старшему брату фараону Тамосу. Я объяснил ему необходимость тесных отношений с Критом и как сильно это зависит от способности обеих девушек общаться с Верховным Миносом и его придворными. А потом подробно описал план, включавший в себя его сестер.
Фараон послал за двумя маленькими бунтарками и поговорил с ними. Это одностороннее обсуждение он закончил такими страшными и убедительными угрозами, что я даже встревожился – вдруг он решит их выполнить. И царевны пересмотрели свое окончательное решение. Но несколько дней после этого с привычной ловкостью избегали меня.
Однако их злость сразу исчезла, когда я назначил премию для той из них, кто за неделю покажет лучшие успехи, по мнению их учительницы Локсис. Премией всегда были вожделенные побрякушки, которые Амифаон отыскивал для меня на базарах города.
Вскоре они уже умели бегло болтать и спорить по-минойски, и Локсис перевыполнила свою задачу, обучив их словам и выражениям, которые больше подходили для харчевен и публичных домов в трущобах города, чем для дворца. В последующие месяцы три озорницы постоянно шокировали меня своими высказываниями.
Вскоре они настолько сдружились, что царевны поселили Локсис с собой в царском гареме.
С поместьем Мечир я получил и повод уходить из дворца, когда мне того хотелось, и свободно скакать верхом по моим землям, обычно в сопровождении царевен и вездесущей Локсис. Я научил их ездить верхом – а это большое достижения для любого египтянина, мужчины и женщины, в особенности для сестер фараона.
Вдобавок я изготовил для трех девушек, старательно соразмерив с их силой, особые луки. Поупражнявшись, они научились натягивать лук, поднося стрелу к губам, и посылать в мишень в ста шагах две стрелы из трех. Их энтузиазм я поддерживал премиями и чрезвычайно обильными похвалами лучшей лучнице дня.
Когда мои поля засевали зерном, тысячи диких птиц прилетали воровать его. Я много платил девушкам за каждую убитую птицу, которую они сбивали стрелами. И все три вскоре стали прекрасными охотницами, способными сбить вредную птицу в полете.
Я знал, что в будущем умение ездить верхом и стрелять из лука сослужит добрую службу моим девочкам.
Я наслаждался временем, которое мог ежедневно проводить со своими подопечными, потому что, возвращаясь во дворец, сразу попадал под власть фараона. В редкий день он хоть раз не вызывал меня к себе, чтобы справиться с той или иной трудностью, спросить совета или выслушать свое мнение. Я научился не терять самообладания, когда он отвергал мой совет, только чтобы чуть позже выдать его за собственную мысль.
Другой постоянной загвоздкой было расходование сокровища, которое я привез фараону Тамосу из минойской крепости Тамиат.
Фараону не терпелось истратить его на вооружение. Я не позволил ему заплатить государственный долг серебряными слитками со знаком верховного повелителя Крита Миноса.
– Мы с великим фараоном оба знаем, что у Миноса есть шпионы в каждом городе по всему Египту, – указывал я. – Никому из них не потребуется много времени, чтобы отправить известие о том, что на всех рынках и во всех харчевнях Фив полно серебряных слитков с изображением критского быка.
– Ты хочешь сказать, что я не могу тратить слитки, которые лежат в моей сокровищнице? – Он подбородком указал на гробницу отца на другом берегу Нила. – Чтобы Минос не знал о его существовании?
В его тоне слышалась горечь и сдерживаемый гнев.
– Прошу прощения, владыка Египта. Ты отец народа. Сокровище принадлежит тебе, и ты можешь использовать его как угодно. Но мы должны изменить его вид, чтобы ни один человек, в особенности Верховный Минос, не смог его узнать.
– Как это сделать, Таита?
Я умиротворил его лишь отчасти. Во всяком случае, лицо его снова стало дружелюбным и заинтересованным.
– Нужно разрезать слитки на мелкие части одинакового веса, скажем, в один дебен
[1]
. И на каждом изобразить твою царскую голову.
– Гм, – произнес он. Я знал: ему понравится мысль о собственном изображении на слитках. – Как же мы их назовем, эти мои мелкие слитки, Таита?
– Фараон, конечно, придумает лучшее название, но мне кажется, что их следует называть серебряными мемами.
Он довольно улыбнулся.
– Думаю, название очень подходящее, Тата. А какое изображение мы поместим на обратной стороне, напротив моей головы?
– Конечно, фараон решит и это.
Я склонил голову, избегая его взгляда.
– Конечно, решу, – согласился он, – но я вижу, у тебя есть предложение.
Я пожал плечами.
– Мы с фараоном вместе с самого дня его рождения, о великий.
– Да. Гор свидетель, я много раз слышал от тебя об этом. И, когда ты рассказываешь, что первым моим деянием было напрудить на тебя, я всегда думаю, что лить следовало дольше и сильней.
