Резким жестом я заставил своих людей замолчать и отвел их за вершину. Оставил только надежного десятника с двумя воинами, следить за бедуинами. Когда мы ушли с линии горизонта, я позволил людям спешиться, отдохнуть и подготовить оружие к бою.
Сам я снял со спины верблюда свой лук в кожаном чехле и колчан со стрелами. Потом отвел Зараса в сторону. Нашел место на плите известняка и пригласил Зараса сесть рядом.
– Их лошади выбились из сил. Ехать дальше они не могут. Шакал выбрал это место для последней схватки, – начал я и подробно объяснил, что ему делать, если мы хотим невредимой вырвать Техути из когтей Шакала. Закончив, я заставил его повторить указания, чтобы не было никакого недопонимания.
Пока мы разговаривали, я натянул на лук новую тетиву. Потом выбрал из колчана три стрелы, на первый взгляд безупречные. Я провел по ним руками, пытаясь найти даже малейшие изъяны. И, когда они прошли строгий отбор, заткнул их за пояс. Отвергнутые стрелы я оставил в колчане на спине. Маловероятно, что у меня будет возможность выпустить больше одной стрелы, да и той придется стрелять с предельного расстояния. А если представится другой случай, у меня не будет ни одного мгновения, чтобы выбрать стрелу.
– Я готов, Зарас, – сказал я и хлопнул его по плечу. – А ты?
Он вскочил.
– Да, Таита! Я готов умереть за царевну.
Это прозвучало театрально, но его искренность меня тронула. У молодой любви свое особенное великолепие.
– Думаю, и царевна Техути, и я предпочтем, чтобы ты оставался живым, – сухо заметил я и повел его к ждущим воинам.
Пока Зарас отдавал приказы, я отобрал у одного воина нагрудник из шкуры крокодила и бронзовый шлем и надел их, чтобы прикрыть отличающее меня одеяние и развевающиеся волосы. Я не хотел выделяться среди своих людей.
Закончив подготовку, мы снова сели верхом, пересекли вершину хребта и начали спускаться в долину из монолитов; мы гнали верблюдов туда, где нас ждали Шакал и его люди.
Я воспользовался последней возможностью, чтобы надеть на левое предплечье кожаную защиту и тем самым уберечь руку от удара тетивы. Рана, которая у меня уже была, не закрывалась и кровоточила.
Отряд вел Зарас. Наши люди тесной гурьбой двигались в двадцати шагах за ним. Я теперь не ехал впереди рядом с Зарасом.
Неприметный в одолженных доспехах, я ехал во втором ряду крайним слева. Лук я спрятал под попоной верблюда: враг ничего не заметит, пока я его не подниму.
Зарас ехал впереди, где мог привлечь к себе внимание Шакала. Он повернул меч, держа его рукоятью вверх – всеобщий знак перемирия.
Я знал, что Шакал ожидает приглашения к переговорам, ибо мы в тупике. Он не может уйти. Лошади пали, люди измучены. С другой стороны, мы не можем напасть на него, пока он держит нож у горла Техути.
Оставалось надеяться, что Зарас подведет меня на расстояние точного выстрела, не вызвав губительной атаки Шакала. Мы приближались, и я смог внимательнее изучить местность.
Из наблюдений за следом я знал, что разделение отряда и трудные условия пустыни сократили число людей Шакала до пятнадцати. У меня было пятьдесят шесть воинов, включая Зараса, – силы относительно свежие, все в отличной форме. Если дойдет до схватки, исход возможен только один. Они все умрут, но с ними умрет и царевна Техути.
Аль-Хавсави внимательно выбирал свое последнее место стоянки под навесом гигантской глыбы. Скала защищала его с обоих флангов и давала дополнительное преимущество. Крыша из известняка над его позицией мешала использовать даже мой лук. Я не мог поднять стрелу высоко и убить Шакала, потому что стрела ударилась бы в камень над его головой. Придется подойти гораздо ближе и пустить стрелу горизонтально.
Однако красная скала была и стеной тюрьмы Шакала. Она отрезала ему путь к отступлению. Ему придется вести с нами переговоры: его жизнь и жизнь его людей за жизнь моей царевны.
Во главе с Зарасом мы медленно двигались туда, где в тупике ждал Шакал.
Теперь я разглядел, что все лошади арабов пали от жажды и гонки. Арабы расположили туши выгнутым к нам полукругом. За этой жалкой импровизированной оградой лежали уцелевшие. Видны были только их макушки да острия копий и ятаганов, которыми они собирались нас встретить.
Когда мы приблизились, я увидел, что по меньшей мере трое арабов держат луки с наложенными стрелами, готовые выпустить их в нас. Но бедуины плохие лучники. Луки у них слабые, полет стрел вдвое короче, чем у пущенной из моего лука, который сейчас скрывался под попоной моего верблюда.
Теперь все зависело от того, как близко подведет меня Зарас к этому жалкому укреплению. С каждым шагом верблюда расстояние сокращалось.
И вот оно сократилось настолько, что я мог стрелять по арабам, не опасаясь, как бы стрела не попала в крышу. Я облегченно вздохнул. Теперь каждый шаг верблюда улучшал мою позицию.
Ехавший передо мной воин заслонял меня, когда я взял лук. Не глядя вниз, я свободной рукой выбрал стрелу из тех, что торчали у меня за поясом. Я наложил стрелу на тетиву и удерживал ее пальцем левой руки.
Мой верблюд сделал еще пять неторопливых величественных шагов, и тогда посреди укрепления бедуинов встал лицом к нам человек. Он скинул капюшон своего бурнуса, открыл лицо и закричал по-арабски:
– Стойте! Не подходите ближе!
Голос его эхом отразился от скального карниза над ним.
Я сразу узнал чернобородого негодяя, который три дня назад бросил Техути на седло и насмешливо посмотрел на меня из-под руки. И сразу получил подтверждение, когда он крикнул:
– Я аль-Хавсави, военный вождь бедуинов. Все боятся моей мощи.
Он опустил руку и за трупом своей лошади поставил на ноги Техути.
Он держал ее так, чтобы мы могли увидеть и узнать ее лицо. Левой рукой он обхватил и сжимал ее горло; он душил царевну, так что она не могла ни сопротивляться, ни кричать. В его правой руке был обнаженный меч. Тело Техути защищало его, и он смотрел на нас поверх ее плеча.
Аль-Хавсави сорвал с Техути одежды. Я понял, что он хочет унизить ее и показать полноту своей власти над ней. Ее руки и ноги казались хрупкими и детскими по сравнению с его массивной волосатой рукой, сжимавшей ее горло. Кожа нагой царевны сверкала, как перламутровая. Глаза от страха стали такими большими, что словно бы заполнили все лицо.
Зарас соскочил со спины верблюда, по-прежнему держа меч перевернутым, и медленно пошел туда, где аль-Хавсави удерживал Техути. Он поднял забрало шлема, показывая лицо, как это сделал аль-Хавсави.
Когда Техути узнала Зараса, ужас из ее глаз исчез, сменившись ярким блеском храбрости и надежды. Губы ее шевельнулись, как будто она произносила его имя, но из стиснутого горла не вылетело ни звука.
Я гордился ею, как когда-то гордился ее матерью. Но я закрыл сознание от всех отвлекающих мыслей и воспоминаний. Мои глаза измеряли расстояния, а мозг рассчитывал высоту и длину полета стрелы.
