– Сегодня я не спущусь к ужину, – предупредила она Хэлен, найдя ее в прачечной. – Мне необходимо закончить работу.
– Дорогая, вы плохо себя чувствуете? – встревожено поинтересовалась Хэлен. – Что-нибудь случилось?
Она прекрасно видела, как изменилось поведение Анны с тех пор, как приехала Кристина. Анна была непривычно тихой и замкнутой, и очевидно несчастной. Хэлен не хотела вмешиваться, но ее внутреннее беспокойство возрастало с каждым днем, как за Анну, так и за Грэм. Несмотря на постоянное внимание со стороны Кристины, Грэм держалась сдержанно и выглядела задумчивой. Также от внимания Хэлен не ускользнул и тот факт, что Грэм категорически отказывалась играть для Кристины. Грэм возобновила свои ночные прогулки, и это было явным признаком того, что ее что-то беспокоило. А теперь еще и изменения в поведении Анны!
– Все в порядке, – попыталась заверить ее Анна, придав голосу непринужденную легкость. – Просто я не могу. Не сегодня.
Хэлен в недоумении наблюдала, как Анна поспешно выбежала из комнаты, и задалась вопросом, не показались ли ей слезы в глазах девушки.
* * *
Закрывшись в своей комнате, Анна несколько часов неотрывно смотрела на море. Она отчаянно пыталась разобраться в своих чувствах, но образ Грэм с Кристиной неумолимо преследовал ее. Она больше ни дня не могла видеть их вместе. Это было слишком больно, значительно больнее имеющейся у нее альтернативы. Возможно, если бы не произошедшее прошлой ночью, она смогла бы смириться с мыслью, что сердце Грэм принадлежит кому-то другому и, может, научилась бы с этим жить. Говорят, время лечит любые раны и возможно, со временем, видеть Грэм на расстоянии, без возможности находиться рядом с ней, уже не разрывало бы сердце. Теперь же все это казалось абсолютно невозможным.
Непродолжительный физический контакт с Грэм перевернул все раз и навсегда. Может, их и разделяла одежда, но чувства, которые пробудили в ней объятия Грэм, были уже необратимы. Анна чувствовала ее всем своим телом, держала ее в своих руках, и ощущала тепло ее ноги у себя между бедер. Она больше не могла отрицать свое сексуальное влечение к Грэм или контролировать его, не говоря уже о том, чтобы видеть Кристину в ее объятиях. Она больше не тешила себя пустыми иллюзиями, будто сможет это вынести. Когда она, наконец, приняла единственное верное решение, в дверь постучали.
– Анна? Это Грэм. Можно войти?
Анна вытерла слезы и попыталась взять себя в руки.
– Добрый вечер, – тихо поздоровалась она, открыв дверь.
Грэм выглядела озабоченной.
– Вы в порядке? Хэлен сказала не ждать вас к ужину.
– Да, все нормально.
– Понятно, – ответила Грэм. Она сделала жест рукой. – Можно войти?
– Конечно. – Анна осталась стоять, она была слишком взволнована, чтобы присесть.
Грэм чувствовала эмоциональный фон Анны, и переживала, что являлась тому причиной. Весь остаток вечера эта мысль не давала ей покоя, и, несмотря на протесты Кристины, Грэм вскоре покинула гостей, только чтобы провести бессонную ночь в музыкальной комнате. Вчера она перешла все границы, и ей не было оправдания. На какое-то мгновение она забыла обо всем – о потере зрения, потере Кристины, даже о музыке – все ее ощущения сосредоточились на женщине рядом с ней, вдыхавшей в нее жизнь своим желанием. Она поддалась физическим потребностям своего тела, и бог знает, чем бы это все закончилось, если бы не вмешательство Кристины. Она была готова заняться любовью с Анной прямо там, на балконе. Ночь не стерла следов возбуждения, и даже сейчас, находясь рядом с ней Грэм было трудно сохранять дистанцию. Она надеялась, что Анна не заметит ее замешательства, хотя теперь не была в этом уверена.
– В чем дело, Анна? – серьезно спросила она.
Пока Анна не потеряла своей решимости, она поспешила выпалить:
– Грэм, я как раз хотела поговорить с вами. Я решила вернуться в город.
Грэм вздрогнула, будто ее ударило током, ее лицо побледнело.
– Но почему? – еле слышно прошептала она.
Эти слова ранили Грэм в самое сердце, ей стало трудно дышать.
– Это из-за моего вчерашнего поведения? Анна?! Мне нет оправдания…, простите. Я… что я могу сказать? Этого больше не повторится, даю слово! Пожалуйста, поверьте мне!
Анна горько рассмеялась.
– Дело не во вчерашнем вечере, и даже если бы это было так, это я должна извиняться.
– Тогда почему, ради бога? – воскликнула Грэм, ее голос охрип от напряжения.
Анна отвела взгляд, не в силах смотреть на ее страдания. Она знала, что стоит ей увидеть боль Грэм, как вся ее решимость моментально улетучится.
– Мне нужно быть ближе к университету, и я…
Она молода и жаждет настоящей жизни, какая же ты, дура, Грэм! Она прервала Анну, не в силах вынести всю горечь правды.
– Не нужно ничего объяснять, – резко сказала она. – Вы правы, разве это можно назвать жизнью? Жить в изоляции, вдали от цивилизации в богом забытом месте. Я понимаю, конечно, вам лучше уехать.
Нет, вы не понимаете! Хотелось прокричать Анне. Но как я могу признаться, что мне просто невыносимо видеть вас с Кристиной? Как я могу сказать, что люблю вас, зная, что это только отдалит вас от меня? Грэм выглядела такой ранимой, что Анне захотелось взять свои слова обратно. Она хотела вернуть улыбку на лицо Грэм, хотела разгладить напряженные линии между бровями. Она хотела очутиться в ее объятиях. О боже! Неужели нет другого выхода? Неужели ей обязательно нужно уезжать?
Грэм собрала всю свою волю, чтобы загнать режущую боль в самую глубину души и навсегда запереть ее там. Она научилась это делать, и теперь это должно было сработать. Анна не должна узнать, что это убивает Грэм, по крайней мере, так она хотя бы сохранит свое достоинство.
– Завтра уезжает Кристина. Вы не могли бы задержаться ненадолго, пока я не закончу некоторые дела?
Тон Грэм был лишен каких-либо эмоций, а ее лицо не выдавало даже капли того отчаяния, которое разрывало ее изнутри. Она знала, что рано или поздно Анна захочет уехать, но теперь, когда это случилось, это оказалось намного больнее, чем она могла себе представить. За столь короткий срок Анна вдохнула жизнь в это уединенное место, и в ее одинокое сердце. Она не смела даже надеяться на то, что Анна передумает и останется. Ярдли и все внутри него медленно умирали. Было эгоистично и глупо думать, что у Анны найдется хоть одна причина, чтобы не уезжать.
– Уезжает?! – воскликнула Анна. – Но я думала…
Грэм вопросительно посмотрела в ее сторону:
– Думали что?
Смущению Анны не было предела. Ей оставалось лишь сказать правду.
– Я думала, вы с ней любите друг друга. И поэтому она вернулась.
Грэм подошла к камину и, опершись на него своей утонченной рукой, повернулась к окну.
